- О, нет! Она не пропускает заседаний Клуба никогда! Молодость!
- Так вы придёте, Виктор Игнатьевич?
- Было бы, по меньшей мере, невежливо с моей стороны отказаться от столь интригующего приглашения.
Он чувствовал, как его, помимо его воли, выносит на стезю слащавой витиеватости. Откуда в нём эта гадость?
До назначенного времени у него оставалось чуть более двух часов, и использовать их нужно максимально продуктивно, подготовившись к любым неожиданностям, на которые, он теперь нисколько не сомневался, способны радушные хозяева.
--
Анна Владимировна Штерн, учитель истории и правоведения, уже, наверное, полчаса демонстрировала свои вокальные способности. Нельзя сказать, что голос её был так уж плох, или Шуберт вызывал какие-нибудь нарекания, но Виктор Игнатьевич слыхал исполнение и получше. К тому же, немецкий язык текстов песен, нисколько не мелодичный на его вкус, да ещё с ужасным акцентом, действовал ему на нервы.
Собравшиеся, однако, приветствовали музыкальные упражнения своей коллеги тепло. Раздавались отдельные возгласы «Браво!» Звучали аплодисменты. Не оставалось ничего другого, как мысленно тренировать в себе снисходительность и терпимость к «уставу чужого монастыря».
Виктория Павловна, сидевшая в кресле в двух шагах от него, периодически бросала на него ободряющие взгляды и приглашала присоединяться к тостам, поднимая свой бокал с шампанским. Выглядела она потрясающе даже в её скромном наряде: в каком-то домашнего вида платье до колена, выполненного в красноватых тонах, с ожерельем из жемчуга на шее (похоже, настоящего), с распущенными по плечам тёмными кудрями.
Он пил коньяк. Хотя, конечно, это громко сказано — пил. Так, обмакивал губы, для приличия. Никто его не пытался втянуть в гонку, никто не совестил, не обвинял в том, что, мол, брезгует. С докучливыми разговорами тоже никто не вязался. Перекинулись парой вежливых слов, и на этом общение закончилось. Официальных процедур знакомства тоже почти не потребовалось — большинство из них представились ему ещё днем.
Анну Владимировну сменил, наконец, Пирогов. Радоваться этому Виктор Игнатьевич не спешил, гадая, чем же удивит нехитрое общество «естественник». Выяснилось, что стихами. С первых же прочитанных строк инспектор замер в кресле и перестал прихлебывать напиток — на сцене перед ним, вне всяких сомнений, стоял мастер. Не актерствуя совершенно и не играя невпопад интонациями, он, казалось, дышал теми словами, которые выливались из него. И даже не смущало некоторое несоответствие его кавалерийской внешности выбранным темам.
