Записки очевидца необъявленной войны. Том 2 | страница 29



Украинское командование, как свидетельствуют военнослужащие ВСУ, бросило своих солдат на произвол судьбы и бежало из города: «Такого по телевизору не показывают! Все командиры смылись в тыл задолго до окружения! В Дебальцево остались только командиры на уровне отделений и взводов. Когда сепары зашли в город, начались уличные бои. Они стояли так близко от нас, что мы могли с ними даже перекрикиваться. Было так: боевики стрельнут в окно из РПГ, а потом орут, мол, как оно вам, бандеры, прикольно? Так провели почти сутки. Они непрерывно обстреливали наши позиции. Потом пошли на прорыв на нас с криками „Аллах акбар“. Они обдолбанные или обкуренные были. Стреляешь в такого почти в упор, а он не падает! Я в одного почти рожок засадил, даже видел дыры в нем сквозные. А он все бежал вперед, пока не упал. Сепар умер почти в паре метров передо мной. Иногда казалось, что мы и они сошли с ума, такой мясорубки даже в кино не показывают!», — вспоминает солдат 13-го батальона. (http://reporter.vesti-ukr.com/art/y2015/n7/13331-debaltsevo-orhanizovannoe-behstvo.html).

Окончательно силы ЛДНР взяли Дебальцево только 17–18 февраля. Украинская армия потерпела сокрушительное поражение, беспорядочное ее бегство из города украинские власти и СМИ пытались преподнести как «организованный отход». В качестве трофеев силы ЛДНР захватили около 180 единиц военной техники, из которых более половины была в неисправном состоянии.

«Организованный отход» из Дебальцева красноречиво описали сами его участники. Вот описание от солдата 128-й бригады ВСУ: «Днем полз, ночью — короткими перебежками. Из Дебальцево уходили группой в пять человек. Но попали в засаду в посадке. Первым шел мой товарищ Юра. Он подорвался на растяжке, оторвало ногу. Вопить начал, а у нас ни аптечек, ни промедола, чтобы обезболить. Командиры обезболивающие препараты отобрали еще пару месяцев назад. Мол, чтобы их не употребили в качестве наркотиков. Вот такая вот борьба с наркоманией в войсках. Когда оторвало ногу Юрке, из посадки нас накрыли огнем. Палили из десятка стволов как минимум! Юру мы попытались вытащить, но протащили всего несколько десятков метров — он кровью истек. Кричал так, что слушать тошно было, просто выл от боли. Потом всхлипывать начал, по щекам слезы текли у него. Потом он умер… Там Юрку и оставили. Чего „двухсотого“ тащить? Там много наших осталось. Из моей роты всего двадцать человек вышло обратно. В общем, даже из той пятерки, с которой я уходил, лишь я один и остался. Еще одного там в засаде убило. Парень, я его имени не знаю, вскочил и побежал куда-то с криком. Нервы не выдержали. Его тут же убили из автомата. Остальные через день ушли. Один сдаваться пошел, сказал, мол, больше сил нет бояться. А я полз и полз, ориентировался, чтобы вдоль трассы держаться. Жевал ветки какие-то, лед из луж вместо воды ел. Потом, когда до наших добрался, литра три воды выпил. Ну и водки бутылку тоже употребил. Но она как вода пилась. Не брало ничего после того, что пережил…» (