и послала меня отнести письмо — так я впервые побывала у Джека в кухне. Кухня была большая, с каменным полом и огромным очагом. Тут пахло жареным луком, отсыревшим торфом, остывшей золой. Мэгги прикорнула в качалке у огня, а Джек, сидя за столом, потягивал из кружки чай.
— Раздели мою скромную трапезу, — сказал Джек.
Чтобы прочесть письмо, ему пришлось взять у сестры очки, он стянул их с ее носа и нацепил на свой. В очках без оправы у него был скаредный вид. Забредшие в кухню куры сгрудились вокруг дуршлага — доклевывали остывшую капусту. Сосредоточенно, увлеченно. За лампаду перед сердцем Иисусовым была засунута выгоревшая пальмовая ветка, и я сообразила, что она торчит тут с самой пасхи. Тарелки в синих узорах на кухонных полках давно пора было помыть. Я следила, не отразится ли разочарование на лице Джека, когда он прочтет мамино письмо, но ничего такого не заметила.
— Передай маме, мол, Джек все понял, Джек подождет, когда обстоятельства будут нам благоприятствовать.
Я сказала, что передам, и пустилась наутек, мне почудилось, будто Джек намеревается меня поцеловать. После этого Джек почти перестал приходить к нам, а приходя, говорил в основном с папой. Но, когда я возвращалась из школы, он часто подзывал меня, стуча костяшками по окну.
— Как поживает мама?
— Хорошо.
Я всегда отвечала так, даже если дела обстояли отнюдь не хорошо, — из вежливости. И Джек клал в конверт пару шоколадок и просил передать маме.
Мне шел тринадцатый год, когда умерла Мэгги, — мы собрались в гостиной, женщины пили портвейн и грызли печенье. Джек сидел понурясь, с носу у него свисала капля, на рукав куртки был нашит черный ромб. Ромб ему пришила акушерка.
— Бедняжка.
— Это ж сколько годов она так увечной прожила?
— Слава богу, у нее еще Джек был.
— Ее прямиком на небо заберут.
Все пережевывали одно и то же, поддакивали друг другу, превозносили Мэгги как святую — им, наверное, смутно виделась собственная смерть. Мама сказала, она займется чаем — ничего другого ей не оставалось, иначе бы отец напился. Мы отправились в гостиную за чашками, на буфете стояли маргаритки в кувшине, воду в нем давно не меняли, и маргаритки завяли. Мама сказала, что за дом без хозяйки, и понесла кувшин вон, а женщины зажимали носы платками и руками в перчатках. По дороге домой мама рассказала об этом отцу и все вздыхала, мол, какая жалость, что Джек в свое время не женился, но теперь-то он, надо ожидать, женится.
— Кто пойдет за Джека, тому достанутся Мэггины брошки, — сказала я.
