— Долго же ты пропадала, — сказала я.
— Смотрела украшения — у Мэгги прелесть что за брошки, она их хранит наверху, в шкатулке.
— Ты и наверх поднималась? — спросила я. Мне это показалось неуместным.
— Ты бы поглядела на Джекову спальню! — Мама скорбно возвела глаза к небу, давая понять, что это за убожество. — Пол голый, кроме железной кровати, мебели никакой, на изголовье кровати четки висят, а на стуле его выходной костюм.
Мама, видно, была очень разочарована: едва мы вошли в дом, она швырнула пакет кофе в сумку, где хранилась всякая всячина — пробки, обрывки веревок, заржавленный консервный нож.
Через два дня, вернувшись из школы, я увидела у нашей двери машину и, решив, что у нас гости, прибавила шагу. Но, подойдя поближе, услышала крики и смекнула, что в наш дом пришла беда.
— Бедная ты моя, бедная. — Притянув меня к себе, мама запричитала и сказала, что к нам явился судебный исполнитель и, если мы не раздобудем денег, нас выкинут на улицу и нам придется бродяжничать. Тут в кухню вошел судебный исполнитель и попросил попить. Он маялся животом и должен был каждые два-три часа принимать таблетки. Мама предложила ему чаю, он отказался, но уйти не ушел, а морщил лоб, словно пытаясь понять, почему мы дошли до жизни такой — ведь у нас и дом, и мебель, и все как у людей. Он, по-моему, считал, что мама зря суется со своим гостеприимством, при таких малоприятных обстоятельствах оно, по меньшей мере, неуместно. Тогда-то судебный исполнитель заметил меня и, наверное, пожалел, потому что ни с того ни с сего спросил:
— А кто в твоей школе учится лучше всех?
— Я, — похвасталась я по простоте душевной.
Потом пришел сержант, мама попросила его отнять у отца револьвер, и они все втроем ушли в гостиную. Сквозь щелку в двери я видела отца — он стоял у камина с револьвером в руке, шляпа лихо сбита на затылок, на губах пена. Олицетворенная ярость, как ее изображают на картинках. Они урезонивали его, но чем больше они распинались, тем больше он бесновался. Внезапно мама кинулась вон, бросив на бегу, что мигом вернется. Вскочила на велосипед, помчалась по дороге, чуть не сразу же вернулась вместе с Джеком и вручила судебному исполнителю пачку денег в коричневом конверте. Тогда сержант подхватил отца под локотки и повел наверх, а отец, хоть и еле держался на ногах, бутылку виски с золотым ярлыком из рук не выпустил. Потом сержант ушел, а Джек остался и завел речь о юдоли скорби и терниях, уготованных нам на жизненном пути. Когда отец заснул, Джек скинул башмаки, прокрался наверх и вытащил из-под отцовской подушки револьвер. Еще он вылил чуть не все виски в кувшин, а бутылку дополнил водой. Мама перелила сбереженное виски в бутылку из-под лимонада и сказала, что виски пойдет на рождественский пирог. В кухне разило виски.
