Что-то громко кричат. Их беседа о чем? Разъясни!»
И ответил визирь: «К послушанию сердце готово.
Ты спросил, государь. Ты ответное выслушай слово.
Этот крик — некий спор; безотрадно его существо.
Этих сов разговор не простой разговор — сватовство.
Та — просватала дочь, и наутро должна ей другая
Должный выкуп внести, и внести ни на что не взирая.
Говорит она так: «Ты развалины эти нам дашь.
И других еще несколько. Выполнишь договор наш?»
Ей другая в ответ: «В этом деле какая преграда?
Шахский гнет не иссяк. Беспокоиться, право, не надо,
Будет злобствовать шах — и селений разрушенных я
Скоро дам тебе тысячи: наши просторны края».
И, услышав про то, что предвидели хищные совы,
Застонал Нуширван, к предвещаньям таким неготовый.
Он заплакал навзрыд, — он, всегдашний любимец удач.
За безжалостным гнетом не вечно ли следует плач?
Угнетенный, в слезах, закусил он в отчаянье палец.
Ясно мне, — он сказал, — что народ мой — несчастный страдалец.
Мной обижены все. Знают птицы, что всюду готов
Я сажать вместо кур лишь к безлюдью стремящихся сов.
Как беспечен я был! Сколько в мире мной сделано злого!
Я стремился к утехам. Ужель устремлюсь я к ним снова?
Много силы людской, достоянья людского я брал!
Я о смерти забыл! А кого ее меч не карал?
Долго ль всех «не теснить? Я горю ненасытной алчбою.
Посмотри, что из жадности сделал с самим я собою!
Для того полновластная богом дана мне стезя,
Чтоб того я не делал, что делать мне в жизни нельзя.
Я не золото — медь, хоть оно на меди заблистало.
И я то совершаю, что мне совершать не пристало.
Притесняя других, на себя обратил я позор.
Сам себя я гнету, хоть иных мой гнетет приговор.
Да изведаю стыд, проходя по неправым дорогам!
Устыдясь пред собой, устыдиться я должен пред богом.
Притесненье свое я сегодня увидел и жду,
Что я завтра позор и слова поруганья найду.
В Судный день ты сгоришь, о мое бесполезное тело!
Я сгораю, скорбя, будто пламя тебя уж одело!
Мне ли пыль притесненья еще поднимать? Или вновь
Лить раскаянья слезы и лить своих подданных кровь!
Словно тюркский набег совершил я, свернувши с дороги.
Судный день подойдет, и допрос учинится мне строгий.
Я стыдом поражен, потому повергаюсь я в прах.
С сердцем каменным я, потому я с печалью в очах.
Как промолвлю я людям: «Свои укоризны умерьте!»
Знай: до Судного дня я в позоре, не только до смерти.
Станут бременем мне те, кого я беспечно седлал.
Я беспомощен! Помощь мне кто бы сейчас ниспослал?
Устремляться ли в мире к сокровищам блещущим, к самым
