- Не уклоняйтесь от моего вопроса, Питер! - рычит шеф.
- Я не уклоняюсь. Просто сейчас я не готов дать ответ.
- Хорошо. Что вы еще скажете?
- Ничего, разве что на второй границе нас ждут те же трудности. И от всех этих приграничных праздников с точки зрения контрабанды мало толку.
- Если хотите возразить, Майк, сейчас самое время.
Но Милев уже овладел собой.
- Какие там возражения! Это просто болтовня.
- Которую можно проверить, - уточняю я. - И которую может подтвердить любой человек, знакомый с системой пограничного контроля в Болгарии.
- Это болтовня! - повторяет Милев. - Я уже сказал, что берусь осуществить свой проект. А раз я обещаю...
- Кто еще выскажется? - спрашивает шеф. - Вы, Райт?
Красавчик проводит длинными пальцами по длинным волосам и замечает:
- Мне кажется, что мы вынуждены выбирать между одними голыми заверениями и другими голыми заверениями. А это нелегко.
- Только что вы говорили не об уверениях, а о реальности, напоминает Дрейк.
- Я не имел в виду связи Майка в Мюнхене, а не положение на границе.
- Ларкин?
Ларкин молчит, будто не слышит. Проходит немало времени, прежде чем он открывает рот.
- Когда мистер Питер будет готов ответить на вопрос, тогда я выскажусь.
- Значит, вы считаете, что проект Майка вообще не стоит обсуждать?
Ларкин снова устремляет в пространство тяжелый взгляд, и когда ему надоедает рассматривать обои на стене, роняет:
- Товар, о котором мы говорим, стоит крупных денег, Дрейк.
Я наблюдаю за ним украдкой и все время спрашиваю себя, уж не обманываюсь ли я. Но нет, я не обманываюсь. То есть я действительно буду страшно удивлен, если окажется, что я обманулся. Это непроницаемое лицо, эта недоверчивость, которая запрятана где-то глубоко, но которая есть вторая натура, выдают в нем полицейского. И этот взгляд, который избегает вашего взгляда, но внимательно изучает вас, если вы смотрите в другую сторону; и привычка говорить как можно меньше и только самое необходимое; и хорошо скрытое напряженное внимание, с которым он ловит каждое чужое слово, - все это выдает в нем полицейского.
- Ну ладно, - вздыхает Дрейк и встает, бросая тоскливый взгляд на тележку с бутылками. - Пока хватит!
Мы тоже встаем. Я направляюсь к двери и жду, что вслед мне прозвучит естественная в данном случае фраза: "Питер, вы останьтесь". И она действительно звучит, но касается не меня:
- Ларкин, я попросил бы вас остаться.
Уже второй час, и ресторан почти пуст. Я сажусь у самого окна, чтобы оттуда понаблюдать за кафе по ту сторону улицы, которое я так часто изучаю изнутри. Я только что заказал телячью отбивную, заказ принял Джованни, бакенбарды которого напоминают пару отбивных, как вдруг за спиной раздается знакомый голос:
