Коала | страница 60



В земле сплошь рытвины с водой, вся долина перепахана копытами, деревья вокруг луговины изувечены, кора с них понизу дочиста ободрана рогами животных.

В небольшой котловине разлегся бычина. Оказалось, издох, причем недавно. В рыжей шкуре зияли глубокие раны, полученные, очевидно, в последнем поединке с соперником.

Француз велел спилить у него рога, после чего двинулись дальше.

Часа через полтора взобрались на высотку, с которой открылся вид на новую бескрайнюю равнину. И здесь тоже стадо диких коров, числом за две сотни — француз при виде животных испытывал победное удовлетворение. Они были живым доказательством утверждения и процветания европейской культуры на континенте. Так что даже если он со своей экспедицией потерпит крах, скотина будет плодиться и размножаться неудержимо, с тех самых пор, когда она начала покорять страну четырнадцать лет назад, выломившись из загонов в достопамятный вечер праздника по случаю дня рождения его величества, первого торжества в новой колонии.

В лагерь они вернулись уже затемно. Булгин и Бунгин тем временем откуда-то привели своих жен и двоих детишек. Валларры не было видно, и Баралье с тревогой прикидывал, что если и тот кого-то притащит, туземцы будут в отряде уже в большинстве.


Гоги, между тем, ему сообщил, что Бунгин и Валларра принесли часть туши обезьяны, на языке туземцев ее называют «кооло». Это была их доля добычи от совместной охоты с Камамбайглом. Головы у туши уже не было, остались лишь две лапы диковинной формы, каких Баралье в жизни не видывал. Он был уверен: это животное науке еще не известно. Предложил охотникам две пики и топор в обмен, те согласились. Правда, Баралье успел заметить, как странно реагировала на сделку жена Гоги, — отойдя на почтительное расстояние, она неодобрительно вращала глазами и вообще выражала явное недовольство. Он, впрочем, давно привыкнув к детским суевериям дикарей, постоянно опасающихся каких-то своих идолов и духов, не придал ее ужимкам никакого значения.

Таким вот образом в тот знаменательный вечер девятого ноября одна тысяча восемьсот второго года отдельные части коалы, заложенные в склянку со спиртом, поименованные и надписанные, впервые стали достоянием науки, — но, похоже, деяние сие произведено было не под счастливой звездой, не принеся ничего хорошего ни самому зверю, ни Баралье и его экспедиции, как выяснится уже вскоре.

На следующий день они продолжили поиски злополучного прохода, решив обследовать хребет, тянувшийся на юго-запад. Вдоль подножья пласталась долина. Шли вдоль реки, то и дело бушевавший на порогах, и около часу дня Баралье приказал поджечь стену высокого, в человеческий рост, ковыля, чтобы легче было продвигаться дальше. Утренний туман нехотя рассеялся, мало-помалу развиднелось, но еще примерно через час с востока пророкотали первые, еще отдаленные, но тяжелые громовые раскаты. Люди заметно напугались, да и сам Баралье уже думал-гадал, каких еще, к черту, злых духов он прогневил своим поджогом, но, опомнившись, обругал себя заячьей душонкой и строго-настрого запретил себе забивать голову нелепыми суевериями дикарей, столь же неотделимыми от уклада всей их жизни, как томагавки и грубые, неказистые одежды из опоссума. Он погнал отряд вперед, навстречу черным тучам, которые уже вскоре навалились до того тяжело и грозно, что казалось, весь мир погрузился во мрак и каждый видел вокруг себя только серое хлебово тумана, не различая даже ближайшего спутника. Но лишь когда и собственных ног стало не видно, француз смилостивился и приказал ставить шалаши. Дикари по-быстрому насобирали коры и сучьев, соорудив подобие навесов, и под эти убогие кровли спешно попрятались люди. Тут как раз начался дождь, с востока дохнуло холодным бризом, и уже мгновение спустя гроза накрыла их всею своей свирепой мощью: гром грохотал беспрерывно, молнии сверкали повсюду, тут и там расщепляя деревья, люди в ужасе прижимались друг к другу, стараясь как можно глубже заползти в свои утлые укрытия. До шести вечера лило как из ведра, горы с подножья до вершин тонули в непроглядных тучах, так, съежившись от холода и трясясь от страха, они и скоротали ночь.