Я с деревянным стуком поставил миску с вещами на скамью, принялся разбирать. Алиса выбрала машину напротив. Забросить вещи, добавить порошка, добавить пятновыводителя, открыть кран с холодной водой… вроде бы ничего не забыл — с такими медицинскими показателями, как у меня, нужно все проверять трижды. Нажал кнопку запуска.
— «Иногда» и «в последний раз» плохо сочетаются, — сообщил я, не поворачиваясь.
— Наверное, ты прав, Сашка, — согласилась она, цокая ноготками по корпусу стиральной машины. — А до чего порой хотелось бы…
Сзади донесся шорох одежды. Я вскинул голову. Алиса стояла спиной и медленно, покачивая бедрами, выскальзывала из своих выцветших джинсовых шорт. Тоже «Вранглер», наверное. Футболка, которая была сверху, оказывалась слишком короткой, чтобы что-нибудь там прикрывать — и не прикрывала, конечно.
Еще секунда, и она стояла обнаженная от пояса и ниже, загорелая и солнечная, неторопливо перенося вес с одной ноги на другую. Присела, подбирая одежду с влажного пола. Склонила голову набок, будто прислушиваясь. Ничего удивительного, потому что в горле у меня было так сухо, что воздух отчетливо скрежетал, протискиваясь в стянутые спазмом легкие.
— Тоже постирать, что ли? — задумчиво сказала Алиса, вертя на пальце здоровой руки шорты с выглядывающими из них трусиками. — Как ты считаешь, Саш?
Она взглянула через плечо, наши глаза встретились.
Я был под колпаком, из-под которого внезапно выкачали воздух — в школе мы на физике проводили такие опыты. Закрытый космос, вся вода в организме, оказавшись без воздействия атмосферного давления, стремится превратиться в пар — это явление известно, как опухание. По той же причине кровь в артериях и венах была готова, кажется, вскипеть.
— Я…
— Да?
Она медленно облизала губы — верхнюю, нижнюю. Какие у нее темные глаза. Какие темные, непроницаемые глаза — зачем я в них смотрю? Сердце билось, как бешеное, в виски стучал кувалдой невидимый молотобоец, в горле застрял жалкий, отчаянный писк — так пищит заяц, попавший в силки.
— Я… не знаю.
Секунду Алиса еще глядела на меня, потом вздохнула и натянула шорты обратно.
— Наверное, не стоит. Ты прав, Санек. Как обычно.
Она решительно закрыла круглую дверцу машины и запустила стирку. Я попытался вздохнуть, чтобы не умереть от нехватки этого тугого, неподатливого воздуха, но вместо этого внутрь хлынули ароматы сирени, гелиотропа и корицы. Это было словно тонешь в теплом море, ласковом и приветливом и обещающем многое, но все равно тонешь, вода заливает легкие, зрение мутнеет, и ты медленно опускаешься в плотную коричневую мглу. Навсегда. Без возврата.
