* * *
— Пара.
— Тяни.
— Хм… Посмотреть будущее… Один, два, три… Хм. Хм. Ну, ладно — атакую, значит.
— Ничего себе… что это у него — волосы?
— Угу. Что называется — до жопы. И на жопе тоже. С тебя два хода.
— Мутировавший плотоядный алмаз и белки-людоеды — минус половина штрафных очков. Это был первый ход, а вот второй — разумный пластиковый гамбургер.
— Вавилонская башня. Перемешивай колоду, пока не остановят.
— Ну, тогда и я атакую. Советская угроза — вот три холестериновых ракеты и четыре танка, похожих на жуков-скарабеев.
— А вот и нет. Отмена. Советская угроза — это мы и есть!
— Нет… Я…
— Думаю, этим жестом Мику хочет сказать «отмена отмены». Отмена в квадрате! Дай ей две своих.
— Хорош тасовать, мне нужна карта.
— Черт возьми, нет! Обезвредить! Обезвредить!
— Слишком поздно — твой котенок уже мертв.
Мы играли в очередное порождение загнивающего капитализма — настольную карточную игру с непроизносимым названием и разрывающими мозг в кровоточащие белые колбаски картинками. А как еще назвать карты, на которых изображен человек, анатомически похожий на дикобраза, козел, который видит будущее, завернутый во что-то вроде лаваша радостный кот, а целью игры является предотвращение взрыва маленьких пушистых комочков с помощью лазерной указки и бутербродов с валерьянкой?
Это был первый этап нашего «небоевого слаживания» — видимо, предполагалось, что именно за картами у нас проявится что-то вроде «чувства локтя» и возникнут дружеские чувства. «Нет уз святее товарищества! Пусть же знают все, что такое значит в русской земле товарищество!»* Или что-то в этом роде, у нас, поди, любой прапорщик имеет высшее образование и тонкий художественный вкус!
Вообще на картах мы остановились не сразу — поначалу отупевшие от штабной работы психологи пытались навязать что-то наподобие географического лото, где нужно было блистать знаниями вроде «эта карточка для того, у кого на листе нарисован Ботнический залив! А эта — у кого море Лаптевых!» Но наше сумрачное воинство послало такие приемы сразу и надолго, и малолетка Ульяна резво рванула в самый конец комнаты, где лежали запечатанные, новенькие, все в запахе типографской краски, игры от союзников. По какой-то причине мы остановились на этой.
Хотя почему — по какой-то? На фоне скучных дидактических развлечений, созданных психологами и педагогами Союза, она выделялась, как прыщ на разглаженном хорошей белорусской косметикой лбу старшеклассницы. Подчеркнуто яркая, сумасшедшая, с целой кодлой абсолютно немыслимых персонажей вроде блюющего радугой гиперскоростного кота и катапульты, стреляющей крабами — крабапульты — она затягивала не хуже мрачного норвежского Мальстрема. А правила, взявшие понемногу из покера, преферанса, и книги «Алиса в стране чудес», запоминались примерно минут за шесть.
