- А вот Вячеслав Михайлович Невинный, тот всегда мне говорил: "Если я забуду, я на тебя гляну". Хотя он всегда выучивает текст. Просто мы в своей будке для него страховка. Или Анатолий Кторов. Он был первый оговорщик на сцене. Он мог вместо "советский" легко сказать "светский", а в "Чрезвычайном после" он вместо "наш суетный тысяча девятьсот тридцатый год" сказал "наш суетный тысяча девятьсот тридцатый век" и сам захохотал. Он всегда первый хохотал. Вот он любил суфлеров и обычно говорил: "Ты за мной следи, я сегодня путаюсь".
Из мхатовских стариков суфлеров любили Алексей Грибов, Алла Тарасова. Грибов страшно нервничал, если не видел в будке привычного лица, и этот факт лишнее доказательство тому, что профессию суфлера можно отнести к профессиям психотерапевтическим.
VII
Кстати, о будках. Сегодня они сохранились лишь в трех столичных театрах Большом, Малом и МХАТе им. Чехова. Если смотреть со сцены, то вид будки мало изменился - та же норка, только более комфортабельная и без сквозняков. Стульчик, стол для текста, как полочка, лампа, пульт.
Из суфлерской же будки видно и слышно такое, что даже опытный зритель не заметит. Например, заговор мастеров против новичков. Их любил устраивать любимец публики Василий Топорков. Спектакль "Лиса и виноград". Эзопа поймали, привели в дом хозяина и кричат: "Привели Эзопа под стражей!" И вот Топорков, который играет Эзопа, на репетиции подходит к молоденькой артистке, исполняющей роль служанки, и на полном серьезе говорит ей: "Деточка, поверьте мне, старому опытному артисту, такое бывает: если вы говорите "привели Эзопа под стражей", то зритель слышит "привели, и жопа вся в саже". А если вы скажете: "Привели, и жопа вся в саже", то он услышит, что привели Эзопа под стражей. Это такой эффект". Сказал и ушел, оставив артистку в ужасе.
И вот спектакль. Труппа затаилась, ждет, как молоденькая артистка скажет про... сажу. Суфлер видит всеобщее напряжение, готовое разорваться хохотом.
- Но... - говорит Татьяна Межина. - Сработал закон театра - даже самый неумный артист никогда не уйдет от привычной реплики. И артистка ко всеобщему неудовольствию все-таки правильно произнесла: "Привели Эзопа под стражей".
Тот же Топорков в начале своей карьеры имел печальный опыт в работе с суфлером. В провинции он играл в спектакле "Коварство и любовь". На одном из представлений ему пришлось срочно заменить не явившегося актера, игравшего отца Карла Моора. И вот сцена свидания в тюрьме. Топорков, который совсем не знал этой роли, сидит, слушает суфлера. Тот шепчет: "Кашляет". Топорков не понимает. "Кашляет", - повторяет суфлер. Топорков напрягается. "Кашляет же!" нервничает суфлер.
