Дети в спасательных жилетах, таких же оранжевых, как буйки, покачивающиеся на воде, вместе с Гильемом и Патум терпеливо ждали на причале лодочника, который обещал доставить нас к месту швартовки яхты. Уго и Пеп тихонько переговаривались; Каролина присматривала за маленькой Ниной, чтобы не свалилась в воду; мы с Софией пошли за пивом. Гильем мгновенно нашел с лодочником общий язык, тот дал ему номер своего мобильного и попросил позвонить, когда соберемся назад.
– Пош, напомни мне вечером, чтоб я купил ему бутылку рома.
Спокойная морская гладь сверкала так, словно ночью все звезды упали с небес в волны. Я опустила за борт руку, и от пальцев побежали, тут же исчезая, три пенных следа. В глубине серыми тенями сновали крохотные рыбки. Пляж быстро удалялся от нас – вместе с толпами отдыхающих в разноцветных купальниках, смехом, криками и плеском воды. Гильем настоял, чтобы на яхту мы поднялись по одному, соблюдая порядок, и каждому указал место. Затем, достав с помощью Эдгара румпель и винт, встал посредине палубы и лихо заломил берет.
– Так, дети! – копируя твои интонации, провозгласил он. – С места не вставать! Яхта – штука опасная. Эдгар! Эдгар, устанавливай винт! Осторожнее, не урони. Где якорь? В воде? За что-то зацепился? Кто прыгнет в воду и освободит якорь? Как не зацепился? Ну слава богу! Ключи! Где ключи? Кому было поручено взять ключи?
Он изобразил тебя настолько похоже, что все засмеялись.
Послюнив кончик указательного пальца, Гильем поднял его вверх, потер лоб, озабоченно осмотрел горизонт и превратился в Пако – одного из наших старых друзей.
– Так, поглядим… Сегодня дует гарби[4]. Да-а… Обстановка сложная, может дойти до критической… Лучше далеко от порта не отходить. Быстренько искупнемся, и домой.
– Да ведь море как зеркало! – запротестовал Нико. – И ветра совсем нет.
– Знаешь, малыш, я хожу в море много лет и знаю, что говорю. Если не будете меня слушать, сойду на берег. Справляйтесь без меня. Только не нойте, когда течение дотащит вас до Майорки. Помню, в молодости…
Яхта скользила по морской глади, тарахтенье мотора – осипшего старого курильщика – мешало разговаривать, зато не мешало смотреть вдаль. В такие минуты слова не нужны: красота на то и красота, что позволяет отдаться течению собственных мыслей. Я почувствовала в своей руке пухлую ладошку Нико. Дети под присмотром Гильема по очереди вставали у руля. Эдгар уселся, свесив ноги, на корме, как делала и я, когда была ребенком. София, закрыв глаза, потягивала пиво. Патум дремала, развалившись у моих ног. Пеп, которому профессиональный долг диктует глядеть во все глаза, даже когда все остальные блаженствуют от безделья, щелкал фотоаппаратом. Каролина качала на коленях уснувшую под мерный шум мотора Нину. Уго загорал.
