Какое это, должно быть, неописуемое наслаждение – носиться под ясным небом с высунутым языком, хлопать ушами и бешено крутить хвостом! Это счастье жить, принимая жизнь как дар и не задавая никаких вопросов. Возле ограды собаки сбились в стаю, вызвав у детей восторженные вопли. Вслед за собаками появились два улыбчивых паренька. Они приближались к нам неторопливо, крупным шагом, словно шли по полю, заросшему густой высокой пшеницей.
В линялых джинсах, с юношески гибкими фигурами и чуть насмешливыми глазами, какими обычно смотрят хулиганистые мальчишки, привыкшие большую часть времени проводить на улице. От моего любопытного и отчасти завистливого взгляда не укрылось, что они потихоньку передавали друг другу косяк. Погладив собак и каждую назвав по имени, они открыли нам калитку и сообщили, что Том только что встал и сейчас придет. Собаки с радостным лаем запрыгали вокруг нас, пытаясь лизнуть нам руки, и парни на них прикрикнули. Наши дети, никогда не видевшие столько собак сразу, поначалу растерялись, но уже через пару минут принялись носиться вместе с ними по просторному двору. Только один старый плешивый пес, похожий на немецкую овчарку, не принимал участия в общем веселье. Я сразу обратила на него внимание – усталый и печальный, он держался позади стаи и чуть в стороне. Заметив, что я на него смотрю, он подошел и встал рядом. Всякий, у кого есть или была собака, знает, что это не мы выбираем их, а они нас. Они видят нас насквозь, их не обманешь. Если уж они тебя признают, это на всю жизнь. Я стала гладить пса по голове, но стоило мне убрать руку, как он начал тихонько тыкаться носом мне в бедро, требуя еще ласки.
– Как его зовут? – спросила я у паренька.
– Рей, – ответил он.
– То есть Король? Ну да, для кого-то он когда-то был настоящим королем.
Парень улыбнулся и, не задавая вопросов, протянул мне косяк.
– Его хозяйка умерла от рака несколько месяцев назад, и он попал к нам.
Я села на корточки и положила ладони на собачью голову. «Ты и сейчас настоящий король. Ты был и останешься королем. Это за километр видно. Плохо одному, правда? Эх, бедолага».
Я похлопала его по холке. У него была жесткая черная шерсть с рыжеватыми подпалинами на животе и лапах. Взгляд серьезный и мутноватый, как у больного человека. Разве можно не любить собак? Это все равно что не любить людей.
Чуть поодаль Эдгар с инспекторским видом прогуливался под инжировыми деревьями, густо увешанными тяжелыми, готовыми вот-вот лопнуть от спелости плодами. Мне вдруг подумалось, что он уже никогда не будет таким взрослым, серьезным, все понимающим, щедрым, немногословным, чутким и ответственным, как сейчас, в тринадцать лет. Я тоже больше никогда такой не буду. Еще мне подумалось, что на свете нет более высокого чувства, чем уважение. Оно выше слепого обожания и даже любви.
