В таком положении я застал дело по приезде в Мешед.
На следующий день я, как атташе посольства, сделал с консулом визит губернатору, с которым мы были знакомы еще в Керманшахе. Свой приезд я объяснил недоразумениями в деле вывоза персидских товаров в СССР и необходимостью расследовать этот вопрос. Однако губернатор, как, впрочем, и вся персидская администрация, прекрасно знал о занимаемом мной положении и немедленно принял соответствующие меры. Когда я, выехав из губернаторского дома, намеренно проехал мимо полицейского управления, то нашел его густо окруженным полицейскими чинами. Видя настороженность персидских властей, я решил дать им немного успокоиться. Консулу и местному резиденту ГПУ я предложил пока ничего не предпринимать, а присланных из Ашхабада людей отослать обратно в СССР.
Прошло несколько дней. За это время мы старались выяснить, что собираются персы делать с беглецами, и связались с нашим агентом, арестованным персами и помещенным в полицейском участке, где сидели Бажанов и Максимов. Затем был выработан следующий план: решили переслать через надежную связь порцию цианистого калия нашему арестованному агенту, который затем должен был найти возможность в тюрьме угостить им Бажанова и Максимова. Однако в тот же день из Москвы пришла телеграмма, отменявшая приказ о «ликвидации» и предлагавшая мне произвести ревизию мешедской резидентуры ГПУ. Выяснилось, что Бажанов по своей работе в Москве никаких особенных тайн не знал, и, стало быть, его разоблачения не могли представлять опасности…
При ревизии оказалось, что Лагорский в течение восьми месяцев не вел абсолютно никакой работы, растерял всю агентурную сеть и дошел до того в своем бездействии, что даже не отчитывался перед Москвой в денежных суммах.
Пользуясь пребыванием в Мешеде, я решил съездить в Ашхабад для разрешения некоторых вопросов, связанных с пограничной разведкой. В Ашхабаде я имел с Каруцким долгую беседу. Прежде всего, конечно, мы обсудили дело Бажанова и Максимова. Я сообщил о распоряжении Москвы и сказал, что больше этим делом не интересуюсь. Но Каруцкий показал свежую телеграмму от Бельского из Ташкента, где предлагалось, вопреки распоряжению Москвы, во что бы то ни стало довести дело до конца. На мой отказ предоставить для выполнения этого приказа силы мешедской резидентуры он рассказал мне свой секрет.
Видя полную бездеятельность Лагорского и пользуясь ею, Каруцкий организовал в Хоросане собственную агентуру, которая, по его словам, осведомляет его о деятельности англичан в Хоросане лучше, чем это делал Лагорский из Мешеда. Для посылки агентов он использовал следующий способ. Снабжая агента ложными сведениями, он пропускал его в Персию, куда тот являлся в качестве перебежчика. В Мешеде «перебежчик» связывался с эмиграцией и, по ее рекомендации, устанавливал сношения с тогдашним атташе в Мешеде майором Уйлером.
