— Грустно, — пробормотал я. — А казалось, улыбается надежда на лучшее.
— Да, так казалось, — подтвердила тетя Далия. — Я была убеждена, что знаменитая Морхед и ее роман с продолжениями сделают свое дело.
— Может быть, конечно, он просто обдумывает.
— Может быть.
— Пока человек обдумывает, он, естественно, не говорит ни да, ни нет.
— И увиливает?
— Может и увиливать. А что же еще ему остается?
Мы бы еще долго так рассуждали, подвергая увиливание Троттера все более глубокому анализу, но в это время открылась дверь и в комнату заглянуло озабоченное лицо, обезображенное по сторонам короткими бачками, а в центре — очками в черепаховой оправе.
— Послушайте, — сказало лицо, страдальчески искривившись, — вы не видели Флоренс?
Тетя Далия ответила, что с обеда не имела такого удовольствия.
— Я думал, может быть, она с вами.
— Нет, она не со мной.
— А-а, — произнесло лицо, демонстрируя целую гамму чувств, и попятилось.
— Эй! — успела окликнуть его тетя Далия, когда оно уже почти совсем скрылось. Она встала, подошла к столу и взяла с него коричневый конверт. — Для нее только что пришла вот эта телеграмма. Отдайте, когда увидите ее. И раз уж вы здесь, познакомьтесь, это мой племянник Берти Вустер, краса и гордость Пиккадилли.
Я, конечно, не ожидал, что, узнав, кто я, он пустится танцевать по комнате на пуантах. Он и не пустился. Он задержал на мне укоризненный взгляд, более или менее такой же, каким таракан смотрит на кухарку, которая посыпает его порошком от насекомых.
— У меня была переписка с мистером Вустером, — холодно произнес он. — Мы также говорили с ним по телефону.
И удалился, до последнего мгновения не спустив с меня укоризненного взгляда. Можно было убедиться, что Горринджи не из забывчивых.
— Это был Перси, — пояснила тетя Далия.
Я ответил, что догадался.
— Ты заметил, какое у него было выражение лица, когда он произнес имя Флоренс? Ну просто умирающий гусь под дождем.
— А вы заметили, — со своей стороны осведомился я, — какое у него было выражение лица, когда вы произнесли имя Берти Вустера? Ну просто человек нашел дохлую мышь в кружке с пивом. Не особенно любезный господин. Не в моем вкусе.
— Еще бы. По-моему, на такого типа даже родная мать не могла бы смотреть без отвращения. А вот у мамаши Троттер, представь себе, он любимчик. Она в нем души не чает. Обожает его так же страстно, как ненавидит миссис Бленкинсоп, жену советника Бленкинсопа. Во время вашего совместного ужина она упоминала миссис Бленкинсоп?
