Салтыков-Щедрин | страница 16



Пожалуй, только Куприн в «Исполинах» воскресил его и понял. Там, собственно, история, когда пьяный учитель гимназии расставляет перед собой портреты Пушкина, Гоголя, Некрасова и начинает им всем выставлять оценки. А учитель гимназии это как раз фигура из «Губернских очерков» самого Салтыкова-Щедрина, и все будущие гимназические безумцы, и будущий Передонов Сологуба – все уже в «Губернских очерках» представлены. Так вот, потом у Куприна учитель вдруг замечает чей-то направленный на него из-за угла пронзительный страшный взгляд. И ему чудится, что уста на одном портрете разомкнулись и произнесли такое слово, которого он не мог бы себе вообразить в устах ни одного из русских классиков. И после этого утром, проснувшись в ужасе, он берет портрет Салтыкова-Щедрина и уносит его в самый укромный уголок квартиры. Потому что ему под этим взглядом страшно.

И вот мне думается, что каким бы жестоким, каким бы экспансивным и импульсивным, каким бы зачастую несправедливым к себе и к нам ни был Салтыков-Щедрин, то, что под его взглядом страшно, – это хорошо. Потому что есть у нас основания для больной совести или нет, а все-таки иметь больную совесть лучше, чем иметь спокойную. Каковы бы ни были иллюзии этого человека, каковы бы ни были его перехлесты, каковы бы ни были его желчные временами обобщения относительно братьев-литераторов, он нам завещал главное – ему было от всего невыносимо. И это настолько лучше, чем лоснящаяся свинья, что, пожалуй, стоит иногда перечитывать этот довольно тяжелый, довольно печальный и, в общем, великий массив из двадцати коричневых томов.

Вопросы

Вы в школе когда преподаете, рассказываете так, как нам, или..?


Да, примерно так. Ну, может быть, более экспансивно, потому что они должны же усваивать… Я больше там стараюсь им читать.

Вот я, например, читаю им любимые свои сказки. В первую очередь, конечно, «Богатыря», «Конягу», «Мужика с генералами» – они очень хихикают всегда. И это очень меня огорчает. Потому что если бы они не понимали, о чем речь, то это было бы все-таки лучше. А раз понимают, значит, увы, ничего не изменилось у нас. Но, видите, в речь очень уходит это все. Например, там мне ужасно нравится, разговор щуки с карасем-идеалистом. Карась начинает свой диспут с вопроса: «Знаешь ли ты, что такое добродетель?» И щука втягивает его в себя от изумления, она и не пыталась его проглотить, она просто так, грубо говоря, офигела, что втянула его с водой.