Конечно, в нем угадывается Николай Павлович, угадывается в нем и Аракчеев, угадываются в нем и все бывшие и будущие лидеры России, которые пытаются вести страну по так называемому мобилизационному сценарию. Мобилизационный сценарий выражается в том, что все глуповцы проходят через один и тот же работный дом, получают там один и тот же кусок хлеба с солью, а семейные пары, по мнению Угрюм-Бурчеева, подбирать стоит не по любви, а по физическому сходству, по росту и комплекции. И ночью дух Угрюм-Бурчеева витает над этим страшным городом, следя, чтобы не было противоправительственных снов. Вот это гораздо страшнее, чем проект «О введении единомыслия в России», привидевшийся в то же время Козьме Пруткову.
Это эсхатологическая фигура, фигура космического масштаба. И когда Щедрин писал «Историю одного города», он сам по-настоящему изумился тому, что из невинной шутки у него получилось мрачноватое пророчество.
Тут надо сделать лирическое отступление о том, что все это время литература была не главным его занятием. Представьте себе, этот человек абсолютно искренне купился на то, что в России возможны великие преобразования. И пока правая его рука писала «Историю одного города», левая совершенно искренне пыталась управлять государством. Поскольку он пострадал при прежнем режиме, ему в порядке компенсации предложена была та же чиновничья работа, но в гораздо более приличных местах: вице-губернатор Тверской губернии. И он начал там преобразования.
А когда друзья его, такие, как тот же Некрасов, например, скептически покачали головами, он написал очерк «Каплуны», который настолько отвратил, скажем, Чернышевского, что не был даже напечатан. 1862 год, представьте себе, вот этот очерк «Каплуны» читать – одно удовольствие. Конечно, советское литературоведение вынуждено было с этим что-то делать. Потому что это было напечатано, это пришлось включить уже, посмертно, разумеется, в «Литнаследство», и в 4-й том двадцатитомника – что-то надо было делать с этим текстом.
Но текст этот на самом деле заключает в себе довольно смешные, довольно странные иллюзии, поэтому все советские литературоведы писали: «Ну, это написано о прекраснодушных либералах-интеллигентах… О мечтателях, о тех, кто надеялся на какие-то преобразования…» Нет, ничего подобного.
Это написано об интеллигенции. Каплуны – это интеллигенция. Каплуны бывают двух родов: каплуны довольные и каплуны угрюмые. Довольные каплуны считают, что весь мир создан для того, чтобы они загаживали птичник, и считают, что все у них замечательно, – это средний класс, офисные клерки, офисный планктон, на современном языке. А есть каплуны недовольные, угрюмые – это несогласные. Всех каплунов объединяет одно: они много ругаются и ничего не делают.
