Вот после этой странной встречи и странного разговора, – конечно, никакого предложения не было, но ей это очень показалось лестным, – Зинаида Николаевна решила взять ситуацию в свои руки. Она разрешила ее с истинно фрейдистской простотой, она сняла комнату в той самой гостинице, куда когда-то ходила с Милитинским, там провела с Пастернаком неделю очень интенсивных отношений и как-то вышибла клин клином это страшное воспоминание. Он поехал в Москву, начал снова нормально спать.
Осенью, когда кончилась духота и началось похолодание, когда вернулась способность адекватно общаться с людьми, после этого он поехал на дачу, отказался от всех общественных обязанностей (постоянно он писал Оле: «Если бы ты знала, на что уходит мой день…»). Отказался от всяческих празднований, комиссий, буквально бросил обязанности секретаря Союза писателей и – начал писать роман.
Вот там рождается «Доктор Живаго». Рождается он пока еще в виде «Записок Патрикия Живульта». Конечно, Живульт, якобы квазишотландская фамилия, никакого отношения к реальности не имеет и вообще в романе пока еще всех людей зовут нормально, по-людски, и только одного главного героя зовут Патрикий Живульд, очень не по-человечески, с переподвыподвертом, противоестественно – это символ человека, одинокого в мире.
Посмотрите, как интересно эволюционирует антропонимика романа. В «Докторе Живаго» Юрием Андреевичем Живаго зовут единственного нормального человека, а все остальные – это какие-то ужасные Ливерии Микулицыны, Киприяны, какие-то еще дикие совершенно Потулии, хотя он на самом деле всего лишь Паша, – в общем, все эти герои начинают кружиться в страшном хороводе вокруг доктора. А он – единственный нормальный Юрий, Георгий Победоносец, Андреевич еще, сын апостола. Живаго. Нормальный человек. «Словарь Живаго великорусского языка».
Вот так происходит в Пастернаке перелом. От чувства собственного уродливого меньшинства к чувству своей победительной правоты и общей ненормальности остальных. Ведь, собственно, какую главную революцию должен произвести над собой советский, а шире говоря, русский человек? Он должен перестать думать, что рота, топающая в ногу, права, а он не прав. Прав тот, кто топает не в ногу. А рота не права всегда. Во-первых, потому что она топает по мосту, который сейчас обрушит резонансом. Во-вторых, потому что она в большинстве. В-третьих, потому что за собственным топотом она не слышит собственных мыслей. Прав всегда один против всех. Хотя бы потому что он – один, а они – все. И вот для этого мучительного понимания стоило прожить такую мучительную ломку.
