И так до самой полуночи металась она мыслями от одной правды к другой, не зная, что ответит Томасу, как поведет себя с ним. После того, как Карапет ушел на службу, она занялась чисткой лоби, привела в порядок хижину, а потом поставила все же огарок свечи на стол. Пришло время - в дверь постучали.
- Теперь ты не отстанешь, повадился,- проворчала Айкануш, усаживая Томаса на пень.
На этот раз красавец-кузнец был серьезен, даже грустен.
- Кафанка,- сказал он,- не время играть нам с тобой в прятки.- Я пришел за ответом, никто не может помочь мне и моим друзьям.
- Не могу и я,- ответила Айкануш.- К чему нам помогать тебе и твоим друзьям? Разве ты кормил, обувал нас, чтобы погубить ни за что, ни про что? Разве мы нужны твоему Гачагу? Нет, ему нужна Хаджар, его "чёрная кошка", эта татарка, без которой он, верно, жить не может. А причем тут мы? Наби нужна его жена, а мне нужен мой муж.
- Поверь, ни я, ни мои друзья не заслужили твоих упреков! - ответил Томас.- Помнишь, когда сгорела ваша с Карапетом хибарка в нашем селе, кто вам пришел на помощь? Люди!
- Им не грозила за это тюрьма и расстрел.
- Верно, кафанка.- Томас хотел разбудить в ней гордость или хотя бы самолюбие, рассказать о несчастной доле тысяч бедняков, обиженных сестрах, забитых матерях, сказать, что сейчас во многом от нее будет зависеть, сумеют ли они, наконец, расправить плечи, уничтожить бесправие, отомстить за поруганную землю императору и его слугам, судить по совести беков, ханов, купцов, но понял, что это будет не к месту. Природная мудрость удержала его.Все верно, кафанка, твоя правда. Я пойду, пожалуй. Большое тебе спасибо за хлеб и соль.
Томас поднялся и шагнул к двери. Делал он это осторожно, потому что еще один шаг - и он был бы по ту сторону двери, и всякая надежда на согласие Айкануш была бы потеряна. Не побежит же она вдогонку, чтобы сказать, что передумала! Будь Айкануш мужчиной, она догадалась бы, что обиженный вид Томаса - испытанный его прием, но у нее было женское сердце.
- Подожди,- сказала Айкануш,- поешь на дорогу.
- В другой раз, кафанка. Прощай,- сказал он, но не спешил уходить.
- Садись, садись, ишь, гордый выискался. И друзьям что-нибудь соберу. Но на большее не расчитывай. Не дело это - подкоп из дома мирных людей делать.
Но Томас будто не слышал этого, и, как она ни вилась возле темы, которая ее будоражила, он не отзывался, рассказывая всякие побасенки, вспоминая свои похождения и бесчисленные, по его словам, любовные истории.
