Литовченко выбрался на шоссе и, задыхаясь, бежал прочь от этого места. Еще незнакомое чувств клокотало в нем и просилось слезами наружу. Лишь когда все, танк и товарищ, затерялось в потемках, о перешел на шаг; идти в обратную сторону было бы ему гораздо легче, но Литовченко тут же решил, за истекшее время он не мог уйти далеко, тот майор с зигзагами на рукаве!.. Новые, незнакомые люди ждали его где-то совсем рядом, и паренек испытал такую же щемящую раздвоенность, как и Соболько в ночном танке, когда он принял своего башнера Осютина.
Непонятная сила повернула его лицом назад. Война тянула к себе. Горизонт оделся в грозное парадное зарево, а над ним сияла одна немерцающая точка, на которую в эту минуту глядели все — и Дыбок, и черный Собольков из открытого люка, и разорванное орудие двести третьей, и сиротка на Алтае, простая, чистая и спокойная звезда, похожая на снежинку.
