— Мне о деле надо условиться, — спокойно сказал Митька, — а потом я пойду.
— Чудак, — улыбнулась та, — когда пойдешь, тогда и встанешь. Ведь я не на колени к себе приглашаю садиться.
Встретясь впервые после долгой разлуки, они с трудом узнавали себя в личинах, надетых на них жизнью. Было какое-то возбуждающее равенство в начавшемся поединке. Но Вьюгà отошла к окну и, стоя спиной к мужчинам, рассеянно и порывисто играла золотым подвеском браслетки. Перекинувшись через стол, Аггей тискал митькину руку.
— Смотри, какая, а? — Восхищенный, исподлобный взгляд его, направленный Вьюгè куда-то между лопаток, блестел, как нож.
Смеркалось; девчоночкина лента догорела, и пепельные ее лохмоты жалобно свисали на золотые мерцанья горизонта. Больше не на что было глядеть в небе, и Манька отвернулась от окна.
— Что же ты, Митя, никогда не зайдешь ко мне? — Подойдя к Митьке, она осмелилась тронуть его за подбородок. — Ты приходи ко мне чаще, ведь ты друг детства. Я тебя развлеку от своих мечтаний… взгляни на меня! — Митька упорно глядел на дымок своей папиросы. — Ишь, где-то пятно посадила… на самом рукаве. Это ты, Аггей, это твой палец. И мыльный корень, пожалуй, не возьмет. Митя, мыльным корнем можно чистить шелк? — Она сцарапывала несуществующее это пятно с черного своего платья с еще большим усердием, чем приглашала Митьку заходить. — Ты, Митя, прячешься от меня, а я все равно знаю о всяком твоем движеньи. Ты вздохнешь, а я знаю. У меня в каждом доме глаз, я ведь стоглазая! Осьминог я… — Она грубо захохотала, точно желала что-то оскорбить. — Ты сестру отыскал? Непременно покажи: я очень тебя люблю… значит, и она мне не чужая… Поди, Аггей, поставь самовар, голубчик. Гость чаю хочет, но стесняется сказать…
Ее муж ничем не выразил недовольства. И пока он уходил, Вьюгá по-женски беспомощно чиркала спичкой о коробок.
— …вот, зажглась, наконец. Давай говорить, Митя!
— Юбку обдерни, — сказал Митька, раздражаясь той властью, которую с каждым мгновеньем отвоевывала над ним Вьюгá.
— А боишься ты меня, Митя. Не отодвигайся, я не полезу на тебя. — Ее гордое смуглое лицо, окруженное буйными витками волос, оставалось спокойным, а подкрашенные губы улыбались. Ее улыбка настораживала, но не заражала. — Если б это случилось, ты знаешь, что сделал бы с нами Аггей? Не бойся, он ничего не посмел бы сделать, потому что… — Еще не произнеся конца фразы. Вьюгá перебежала комнату и быстро дернула дверь на себя. Аггей стоял за самой дверью, и с лица его еще не сползла мучительная тревога незнания. В сумерках, поглощавших мелочи, особенно четко выявлялась его сутулость.
