Наступал у них тот возраст, когда тоскует и мечется душа в поисках подобного себе. Неизведанное томление пролилось в их сознание. Повторялось извечное: им становилось стыдно самих себя. Нестерпимым бременем ощущала она свою распускающуюся красу; его несказанно тяготили нищенские его лохмотья. В обостренной худобе митина лица, освещаемой изредка короткими вспышками зрачков, Маша угадывала опасность для себя. Гроза назрела, и набухшая туча жаждала освободиться от этого сокровища. Вдруг Маша уехала. Ее вызвал отец, чтобы устроить в земскую школу, открывшуюся в Рогове стараниями соседнего помещика Манюкина.
В следующем мае Митя опять пришел на мост и ждал долго, но никого не было. Пошел дождь, но Митя не уходил. В тот день ему стало шестнадцать; он был в новых сапогах и рубашке, а в кармане стискивал потной рукой маленький подарок для подруги. Деньги на его покупку он сам заработал в артели, чинившей векшинский участок пути, заработал под холодными дождями осени. Ему стоило большого труда упросить подрядчика, поджарого человека в сибирке, принять его на работу. Подрядчик выдался звероватый, любил толком обидеть человека, и порою Митя крепко закусывал губы, чтобы не ударить его в рыжие усы. Треть заработанных денег он отдал в дом, а на вторую треть купил себе рубашек. Сам Дочкин до поту вертел перед Митей цветные сатины и ластики, пока не зарябило у обоих в глазах.
— Эх, ластик-то хорош: прямо хоть к стенке ставь, такой твердый! — расхваливал торгаш, свирепо разминая товар и даже пробуя на зуб к искушению Мити.
Митя выбрал черное, самое цветное… И на последнюю треть купил у Дочкина тоненькое колечко. В низкопробном золоте его тихонечко грустила крохотная капелька бирюзы. В подарок этот он вложил всю свою нарождающуюся нежность, но Маша не пришла. Промокший и оголодавший, он вернулся домой.
Лишь через полтора года он встретился с ней опять и она его узнала. Жарким вечером, усталый и чумазый (— Митя поступил обтирщиком, на пятнадцать рублей —), он возвращался домой из мастерских, а она, блистая тревожной своей красой, шла на прогулку, с книжкой и зонтиком: паровозный мастер Доломанов желал, чтоб все видели, как он почитает дочь. Она позвала его по имени и, обрадованная, сделала несколько шагом к нему, а Митя отвернулся в сторону. Накануне он узнал, что за ней ухаживают трое: начальник станции Соколовский, табельщик Елдюков и демятинский поп, максимкин сын и сам Максим, прославивший себя в округе еще в бытность ничем. Четвертым стать Митя не захотел, да он и недолго задержался в Рогове. Не ужившись с Доломановым (и тут не обошлось без неприятностей), он перешел в мастерские Муромского узла. Природная одаренность и неуспокоенность, проявившиеся тотчас по соприкосновении с жизнью, были причиной тому, что он не остался и там, а неизменно подвигался к Уралу. Доходили слухи, будто, проездив на паровозе установленные восемнадцать тысяч верст, он стал, наконец, помощником машиниста: на том и заглохли вести о нем. Фирсов приурочивает к этому времени знакомство Векшина с политическими партиями. Митя покинул Рогово навсегда, и след его затерялся. Его забыли, и только Маша, злая Маша Доломанова, не забывала его никогда.
