— …я все теперь вижу, но не бегу: от глаз бежать некуда! — вырвалось у Манюкина со странным смешком. — Бежать надо тогда, когда есть что сохранить. А у меня ничего не осталось. — Он показал Фирсову пустую чашку. — Выпито и вылизано-с. И сколько языков лизали!
Тут в тишине раздались шаги. Кто-то шел, не скрываясь и не боясь потревожить лютого манюкинского сожителя. Сергей Аммоныч едва успел отворить дверь во избежанье непременного шума, как уже вошел тот, о ком все время с терзаньем помышлял Фирсов. Дыханье фирсовское почти замкнулось от волненья.
Митька был бледен и, может быть, пьян, но это не сказывалось ни в речи его, ни в походке. Он держался прямо и насмешливо; лоб его чуть лоснился от бессонной ночи. Снег еще не стаял с шубы; шапку он держал в руках. Стоя в дверях, он поочередно глядел на обоих и мало был склонен, повидимому, к тихим, душевным беседам.
— Секреты ведете? — задумчиво бросил он и вплотную подошел к Фирсову. — Кто?.. — спросил он бесстрашно и весело.
— Фирсов, — без заминки ответил тот, тоже чему-то веселясь.
— В тресте бумагой шуршишь? Несуществующие товары переписываешь, — насмешливо перечислял Митька, и видно было, что он пьян.
— Нет, я про людей пишу, — тихо сообщил Фирсов, не отводя глаз.
— А! — покровительственно и пьяно нахмурился Митька. — А я вот парикмахерствую, головы стригу. И сколько, понимаешь, ни стригу, ни одной правильной не попалось, круглой… все какие-то, чорт, бутылочные! — Они изучали друг друга, и уже никак нельзя было сказать про Митьку, что он пьян. — Выпиваете? — укорительно заметил он, пиная ногой пустую бутылку.
Нарочная громкость митькиных восклицаний приводила Манюкина в мелкий пугливый трепет.
— Ради создателя, потише! — умоляюще жался он. — Ведь он погубит меня… ведь он же спит, Петр Горбидоныч!
— Спит? — пьяно возвысил голос Митька. — Кто может спать, когда я хожу… все хожу! Никто не смеет спать, когда Дмитрий Векшин бодрствует… — И, подойдя к глухой двери, соединявшей обе комнаты, несколько раз ударил в нее ногой. — Эй, мелкий чин… — загремел он к великому ужасу Манюкина — …самовар китайский, кляуза, вставай!!
Тотчас за дверью что-то задвигалось, заругалось, огромное, важное, опасное. С уличающей бутылкой в руках Манюкин еще метался по комнате, как дверь распахнулась и влетел самый сожитель, встреченный смешливым восклицанием Митьки и легким вскриком Сергея Аммоныча. Существо это, дрянного сложения и с рыжей кляузной бородкой, закутано было в спадающее одеяло, из-под которого беспокойно высовывались волосатые ноги; странного цвета глаза его вертелись невообразимо, выбирая место, куда ударить для начала.
