Оливия оборвала свист и посмотрела на меня с крайним подозрением — мол, не издеваюсь ли я в отместку за ее шуточки насчет моей фигуры.
— Правда, красивая, — подтвердила я. — Кто ее написал?
Какое-то непривычное смущение тенью прошло по лицу моей герцогини.
— Ты? — ахнула я. — Ну, офигеть можно, как ты выражаешься! То есть я восхищаюсь вашим талан…
— Да ну тебя к дрынам, — смущенно пробурчала Оливия. — Талант, скажешь тоже. Мой папочка считает, что у калеки не может быть таланта даже подтирать себе задницу.
— Оливия, это песня?
— Ну да.
— Кончай нукать. Спой.
— Ага, а ты потом раззвонишь по всему замку. И все папашины нахлебники будут надо мной хохотать.
— Я не раззвоню. Я, конечно, подлое существо, но не до такой степени. Пой.
Оливия шмыгнула носом:
— Ладно. Это, в общем, под настроение. Можно под лютню петь или арфу.
Река лунного света, что без конца и края,
Однажды я поплыву по тебе.
И в сердце моем будет вечная радость,
И я сама стану лунным светом…
Две бродяжки, мы отправились посмотреть этот мир,
Ведь в мире так много нужно увидеть!
Мы доберемся до конца радуги,
И там увидим наше счастье,
Мой настоящий друг, река и я…
Я молчала до тех пор, пока не поняла, что молчание становится неприличным.
— Оливия, это очень красиво, честно! Я никогда не думала, что можно написать стихи без размера и рифмы, но вот — ты же написала…
— Такие стихи пишут галлыды, — отмахнулась Оливия. — Они называются верлибр — свободный стих. Папаша мой считает верлибр низким стилем, а я вот, видишь, взяла и написала.
— Вот и прекрасно! — вдохновилась я. — А еще у тебя верлибры есть?
— Ну, допустим. Но тебе читать не буду, даже и не проси! И не надейся! Это сейчас меня от солнца разморило, а в замке я тебе страшно отомщу за такую откровенность.
— Согласна, — кивнула я. — И если уж мне все равно отдуваться, скажи, кого ты подразумеваешь под настоящим другом?
— Не тебя, даже не надейся!
— Но ведь и не Юлиана? А может, это пшепрашамский кнежич Мильчик Кошакович, что еженедельно шлет тебе нежные письма, надеясь на брак и герцогское наследство?
— Ой, меня сейчас вырвет! Хоть кнежича не поминай! Фу-у! Люция, считай, что это мое поэтическое воображение. А может, это я сама себе лучший Друг…
— Нет, сама себе ты лучший враг.
— Тебе я тоже враг, не забывай. Подлый и жутко коварный. Когда я окажусь в непосредственной близости от моего костыля, твоя спина станет подтверждением этих слов.
— О да, избейте меня, жестокая герцогиня!
