— Да.
— А зачем?
— Чтобы я согласился участвовать, как я понимаю.
— Чтобы оболванить тебя, другими словами.
— Сюзанна, как ты можешь! — возмутился Кит. — Это тебя недостойно!
Или это я сам веду себя, как осел? В раздражении Кит вышел из гардеробной, хлопнув дверью, и затем незамеченным прокрался в кровать, где и лежал всю ночь напролет, глядя в потолок, пока Сюзанна спала — тихо, как спят только после снотворного. Он лежал, пока посреди темной ночи вдруг не понял, что бесцельные размышления наконец помогли ему решить, что же делать.
* * *
Беззвучно выбравшись из кровати, Кит натянул фланелевую пижаму, накинул домашнюю куртку, выдернул зарядное устройство из мобильника и положил телефон в карман. Он бесшумно крался по коридору. Остановившись у двери Эмили, он прислушался — все было тихо. Кит спустился по задней лестнице на кухню, чтобы поставить на плиту кофейник: кофе был ему жизненно необходим для удачного осуществления задуманного плана. И все шло прекрасно, пока со стороны открытой двери, ведущей в сад, не послышался голос Эмили:
— Пап, лишняя чашка найдется? — спросила его дочь, вернувшаяся с утренней пробежки с Шебой.
В любое другое время Кит с радостью поболтал бы с Эмили, но только не теперь. Впрочем, он быстро пришел в себя и уселся напротив дочки за сосновым столом. Устраиваясь поудобнее, он заметил, как серьезно глядит на него Эмили, и догадался, что она вернулась с полпути, не добежав до вершины холма Бейли, когда заметила свет в окнах кухни.
— Может, расскажешь все-таки, что происходит? — решительно спросила она, истинная дочь своей матери.
— А что? — он жалко улыбнулся. — Разве что-то происходит? Мама спит, я вот хочу выпить кофе.
Но Эмили так легко с панталыку не собьешь. Не сейчас. Не после того, как мерзавец Бернард ей изменил.
— Что вчера произошло в Бейли? — настаивала она. — У прилавка с сумками. Ты не хотел признавать, что знаком с продавцом. Он назвал тебя Полом и оставил в маминой сумке какую-то гнусную записку.
Кит давно бросил бесплодные попытки понять почти телепатическую связь между своей женой и дочерью.
— Боюсь, я не совсем вправе обсуждать это с тобой, — высокомерно ответил он, отводя глаза.
— И не вправе обсуждать это с мамой. Верно?
— Да, Эм, совершенно верно. Так уж вышло. И меня это тоже не радует, поверь. К сожалению, дело тут государственной важности и секретности. Твоя мать это понимает. Надеюсь, и ты сможешь.
— Мои пациенты рассказывают мне свои самые сокровенные тайны. И я прекрасно умею держать язык за зубами. Почему ты думаешь, что маме нельзя доверить тайну? Она никогда никому ничего не расскажет. Ты гораздо болтливее ее.
