– Опасная логика… Вы страшный человек, Георгий.
– Скорее трезвый.
– Иногда это одно и то же.
Я снаряжал шприц и не вмешивался в разговор. Черты лица Андрея Иваныча все больше искажались, его терзала сильная боль. Он прикрыл глаза, и по моему знаку Груздев покинул комнату. Когда он приоткрыл дверь, из кают-компании донесся смех, показавшийся мне кощунственным. Я сделал укол, и Андрей Иваныч задремал.
– Спит?
Я вздрогнул, за моей спиной стоял Николаич. Я кивнул.
– Дотянет, Саша?
– Надеюсь. – Я не мог смотреть ему в глаза. – Во всяком случае должен.
– Сделай, Саша, чтобы дотянул! – по-мальчишески, умоляюще прошептал Николаич. – Сделай!
– Надеюсь…
Николаич отвернулся.
– Что вы можете, доктора!
– Пока немного, друг мой, но наше «немного» – это тоже кое-что.
– Кое-что… – Николаич махнул рукой. – Эх ты, наука!.. Иди, Саша, я с ним побуду.
– Николаич, Веня…
– Знаю, допросил Дугина.
– Скажи Вене два слова…
– Уже сказал. Сегодня такой день, когда все грехи списываются. Ладно, Саша, иди.
– Помогите-ка мне встать, – послышался голос Андрея Иваныча. – Навалили тут центнер одеял… Пошли к ребятам, там веселее.
В кают-компании шло чаепитие. Валя щедро выставил на стол всю свою «заначку»: копченую колбасу, несколько банок крабов, шоколад и вишневое варенье.
– Когда я в первый раз шел в Антарктиду, – прихлебывая чай, басил Нетудыхата, – соседи пытали Оксану: «Куда это твой собрался?» «Куда-то, – говорит, – вниз, на самый юг». А они: «Смотри, на юге завсегда баб много!»
– Хочешь, подарю из моей галереи? – Веня окинул любовным взглядом красоток в бикини, насмехавшихся над нами со стен. – Похвастаешься!
– Разве это девки? – Нетудыхата пренебрежительно отмахнулся. – Ноги как ходули. Вот у нас в селе девки так девки, от одного бока до другого ходить надо.
– Иван Тарасович, – Пухов поморщился, – разве можно оценивать женщину на вес?
– Тише, – воззвал Костя, – послушаем настоящего знатока!
– Какой я знаток, – заулыбался Пухов, – уступаю эту честь Вене. Лично я превосходно обхожусь без их общества. Вот доктор подтвердит, что отсутствие раздражителя, каковым является женщина, вносят особый колорит в жизнь полярников.
– Не подтвержу, – честно глядя на Пухова, возразил я.
– Как так? Ведь это ваша точка зрения, вы ее сами развивали!
– В начале зимовки.
– Ну, знаете ли, – возмутился Пухов, – на мой взгляд, принципы должны оставаться неизменными в течение всей зимовки.
– Только не в отношении женщин.
– Оставьте, доктор, я всерьез.
