– Сергей Николаич, – тихо говорю я, – сказать, о чем вы жалеете?
Семенов пожимает плечами.
– Говорите.
– Ну, хотя бы о том, что по дороге с какого-либо тягача не сползла гусеница или не полетел главный фрикцион. Еще лучше и то и другое.
– Почему?
– Тогда бы мы пришли как раз к подходу «Оби» и не надо было бы устраивать этот цирк.
Семенов как-то странно на меня смотрит.
– Не могу отказать вам в проницательности. Но зачем она?
– Просто игра ума.
– В Мефистофеля хотите поиграть? Говорите до конца.
– Хорошо. Вы уже знаете что-то такое, чего не знаем мы. Вы в телепатию верите?
– Верить, Груздев, можно в себя, в людей, в дело.
– Да, я забыл, что вы рационалист. Так вот: ваш мозг излучает тревогу, причина которой мне неясна.
– Сейчас поймете, – с неприкрытой насмешкой говорит Семенов, и я с криком куда-то лечу. На мне мгновенно вырастает «куча мала», я задыхаюсь и дико ору, потому что кто-то срывает с меня унты, стягивает носки и натирает ступни колючим снегом.
– Сбросить телепата с барьера в океан! – провозглашает Филатов.
На мои ноги натягивают унты, хватают меня, раскачивают и ставят головой в сугроб. Глупо, но смешно, и я смеюсь вместе со всеми.
– Ну, ясновидец, вопросов больше нет? – интересуется Семенов.
– Благодарю. – Я кланяюсь. – Ваши аргументы очень убедительны.
– Николаич! – Из балка высовывается Скориков. – Самойлов просит! По микрофону! Слышимость на все сто.
Перегоняя друг друга, мы мчимся к балку.
– Эй, голытьба, куда прете? – кричит Скориков. – Брысь!
Мы расступаемся, пропуская Семенова, но не уходим, а Веня тихонько подсовывает рукавицу, мешая Скорикову прикрыть дверь. Мы нарушаем дисциплину, и нам на это плевать: в эфире «Обь»!
– Семенов слушает, Василий Петрович. Прием.
– Привет тебе, Сергей, привет. Дела по-прежнему не очень важные, не очень. Мощное ледяное поле, не можем пробиться, не можем. Идем вдоль кромки, ищем слабинку. Как понял меня?
– Все понял, Петрович, понял тебя правильно. Где находишься? Прием.
– В ста тридцати километрах от Лазарева, в ста тридцати километрах. Десятибалльный лед, боюсь поломать винт, поломать винт. Продолжаю поиск. Прием.
– Желаю удачи, Петрович, желаю удачи. Надеюсь, что пробьешься. До связи.
Семенов положил микрофон, обвел нас глазами, закурил.
– Дежурный! – металлическим голосом. – Почему распахнута дверь?
Один за другим мы полезли в балок и столпились вокруг Семенова.
– Горемыкин, вы не забыли, что через пятнадцать минут ужин?
Валя Горемыкин поежился, но не сдвинулся с места.
