Теперь больше всего на свете он боялся того, о чем мечтала каждая клеточка его тела, – заснуть. Не только потому, что умереть в его годы было бы крайне нелепо, но и по другой, неизмеримо более важной причине.
Эта мысль поразила его еще тогда, когда он провалился в яму и выкарабкивался из нее, вырубая ступеньки топором: не выберусь – Матвеичу каюк, верная тюрьма, потому что если самолет еще могут простить, то бесследное исчезновение члена экипажа не простят. Значит, заснуть – это убить двоих. Он встал и шел. Мучительно ныло избитое, до предела вымотанное тело, все с большим трудом сердце гнало кровь в воспаленный мозг, но он шел и шел, зная, что если снова сядет, то больше может не встать. И лишь споткнувшись и рухнув на заструг, он позволил себе немного полежать, твердо веря, что теперь-то он не заснет и что этот заструг выведет его на остров.
Он еще долго плелся по ледяному полю, помороженной кожей чувствуя, что это уже не дрейфующий лед, а припай, и наконец увидел то, что должен был увидеть в конце пути: Медведь-гору, похожую, рассказывал Белухин, на ту, что в Крыму – главный ориентир острова Медвежий.
Еще шаг-другой – и дорога круто потянулась вверх. Но вместо того чтобы безмерно радоваться, Кулебякин безбожно материл крутой подъем и камни, с которых соскальзывали дрожащие от слабости ноги, а когда различил в поземке очертания избушки, бессильно и постыдно прослезился.
Эх ты, барахло, обругал себя Кулебякин. И все-таки, с гордостью подумал он, ты парень ничего, прошел, как любит говорить Матвеич, точку возврата и ни разу о том не пожалел. И за это тебе будет награда – еда и тепло.
И отбросив щеколду, Кулебякин рывком открыл дверь.
Предерзкий поступок Блинкова-младшего
Главным и пока что единственным результатом поисков было то, что Васильев, штурман Блинкова, вроде бы увидел над Медвежьим дымок.
– Может, – предположил Пашков, – он увидел его потому, что очень хотел увидеть?
– Спроси чего-нибудь полегче, – проворчал Блинков.
– Полегче вопросов не жди, – сказал Пашков, – все будут потруднее. «Вроде бы» не аргумент, раз уж летал, жег горючку, мог бы и получше присмотреться.
– А ты поди и проверь!
– Придется пойти, – принял вызов Пашков, – толку от твоей птички все равно никакого. Давай «добро», Авдеич.
– Даже думать не думай, – Зубавин покачал головой, – не пройдешь.
– За первые пятнадцать километров ручаюсь, – продолжал Пашков, – Семен и Кузя вехи поставили.
– А с шестнадцатого начнется автострада, – съязвил Блинков, – только с воздуха ее почему-то не видно. Зато трещин, – он задрал голову, – как у Авдеича на потолке паутины. Так что не забудь взять акваланг.
