Через обмерзшее окошко свет не пробивался, гуляла поземка – короткое время сумерек еще не наступило. Анисимов закрыл глаза и попытался снова заснуть, но мозг уже работал, его будоражили мысли, одна неприятнее другой; ныло неотдохнувшее тело, наросшая за сутки щетина больно колола порезанное лицо – это когда при посадке снег со льдом хлынул в разорванную кабину – и вскоре Анисимов примирился с тем, что заснуть ему не удастся.
Вздрогнул, прислушался – померещился гул самолета. Ночью самолет летал, это точно. Дима два раза выбегал, а сейчас – обман слуха, в трубе гудит…
Медленно, стараясь не упустить ни одной детали, стал анализировать полет и посадку, чтобы определить, в чем и когда допустил ошибку.
О точке возврата – не думать: в том, что он ее перешел, его вины не было. Ошибся Егор Савич, а как и почему – пусть сам и мучается. В полете же, припомнил Анисимов, он делал все, что умел: многократно пытался уйти из облачности, тянул машину до последнего предела ее возможностей. Если бы не карбюратор! Окажись карбюратор в порядке, не заглохни правый мотор – может, и дотянули бы, каких-то двадцати минут лета не хватило. А почему, почему именно вчера он отказал? Слишком интенсивное обледенение? Верно, слишком, но ведь не в первый раз в такое попадали – выдерживал, а вчера сдал. И Кулебякин глаза отводит… Не хотелось думать о том, что бортмеханик чего-то недоглядел. Остается посадка. Машину он, в общем, посадил удачно – «клевка» не допустил, за торосы не зацепил; толщину льда он при всем желании определить не мог, этого никто ему в вину не поставит…
Впрочем, кое-что комиссия найдет и будет права: не Егор Савич виновен в том, что правый мотор отказал, и в том, что аварийная радиостанция утонула в полынье. Хотя язык не поворачивался в этом Диму упрекнуть, но по большому счету Захар прав: раз полез в самолет проявлять геройство, рацию нужно было выгрузить в первую очередь и аккуратно. Другой вопрос, что это обязан был сделать сам Захар, но после драки кулаками не машут…
Анисимов скрипнул зубами: эту вину с него не снимет никто, и в первую очередь он сам. Наверняка кто-нибудь скажет – поддался панике, смотрел, как бортмеханик чехлы, чемоданы выбрасывает, портфель с марками! Зозуля чуть не целовал Диму за тот портфель…
Невская всхлипнула, повернулась на другой бок, задышала ему в лицо, и Анисимов с острой жалостью подумал, что и так ей не везет в жизни, с юных лет работает, воспитывает братишку, ради него в Арктику завербовалась, а тут еще судьба добавляет, лупит своим кулачищем… В темноте он словно наяву видел ее заострившиеся черты, глубоко запавшие глаза, распухшие губы – нельзя снегом жажду утолять, не слушалась, и ему вдруг так сильно захотелось ее приласкать, утешить, что он осторожно отодвинулся. И вновь со стыдом припомнил, как неудачно четыре дня назад с ней познакомился. Разговорились в столовой, представились друг другу, посетовали на погоду. А потом черт дернул его за язык, спросил: «А вы в Тикси – к мужу?» – «Нет, я не замужем». – «А почему?» Она спокойно, внимательно посмотрела на него и без улыбки ответила: «Такие вопросы задают только хорошо знакомым людям».
