— Следующий «кандидат на свалку» — лицо нам знакомое: Званцев Александр, — объявил Бурмакин. — У нас он значится как сын служащего частной торговой фирмы и школьной учительницы пения. Но вот тут пришло разъяснение от его земляка, бывавшего в семье Званцевых.
— Попросту донос! Какая пакость! — не сдержался профессор Вейнберг и вытер руки платком.
— И служащий частной торговой фирмы превращается в сына и совладельца купца-миллионера Петра Званцева, а жена его, Магдалина Казимировна, внучка родовитых шляхтичей, современников изысканного Шопена, получает доступное лишь богачам музыкальное образование и, развлекаясь, то учит детей пению, то играет первых героинь в любительских спектаклях.
— Скажите, товарищ Бурмакин, а сына наркома Чичерина вы тоже выгнали бы из института? — прервал Трапезников.
— Просил бы не затягивать заседание, — огрызнулся Бурмакин. — Нет у нас студента Чичерина.
— Товарищ Чичерин прекрасно играет на рояле. Большой любитель музыки, — закончил Трапезников.
— У нас не о любителях музыки, а о купцах речь идет.
— Тогда скажите, купец Петр Званцев в условиях НЭПа восстановил свое дело? — поинтересовался Шумилов.
— Пристроился в протезной мастерской, как инвалид гражданской войны, без пальцев, — и Бурмакин показал два кулака со сжатыми пальцами и торчащими в стороны большими.
— За кого дрался-то? — спросил профсоюзник.
— Перешел к красным. Но это ничего не значит. В инструкции предусмотрена лишь дореволюционная деятельность родителей, и потому предлагаю Званцева из института исключить, — попытался сразу решить вопрос Бурмакин.
— Товарищ Сталин говорил: «Сын за отца не ответчик». Забыли? Протестую! — горячился Трапезников.
— Товарищ Сталин к слову сказал, а тут инструкция!
Заговорил декан. И словно захлопнулась дверь в шумный зал. Все хотели услышать тихие весомые слова.
— Получено письмо Наркомата о контрактации выпускников наших вузов с выплатой значительной стипендии при условии прохождения преддипломной практики, на которой он проявит себя, скажем так, как показал себя рассматриваемый студент Званцев, судя по отзыву о нем Надеждинского металлургического завода. Надо ли закрыть ему дорогу к преддипломной практике?
Тихонов смолк. За окном со скрипом брала подъем подвода, и слезший с нее мужик, идя рядом, кричал на лошадь так, что через двойные рамы было слышно:
«Н-ну, милая, язви тебя в душу, поддай, поддай!»
Тишина не нарушилась, а затягивалась.
— Отец мой Петр Исаевич, классик перевода западной поэзии, сказал бы: «Гнать — раз князь. Взять — коль грязь».
