И студенты уходили от него, унося не зачетную книжку с зачетом, а нечто большее.
Возвращая Званцеву зачетную книжку, профессор сказал:
— Жалею, что отменили пятерки. Два плюса прибавил бы вам.
— Магдалину Казимировну обрадовали бы.
— Подождите, подождите. Припоминаю. Сыночек у нее слепенький.
— Так это я и есть.
— Молодец! А Бурмакин-Дуракин восемьдесят процентов с тебя требует.
— Будет и больше, Василий Иванович!
— Ты от меня к кому вожжи держишь?
— К Трапезникову.
— Так ведь сопромат на втором курсе!
— Потому и сдаю.
— Понял. Сразу не сообразил. Хвалю за отвагу!
Трапезников был молодым, высоким, спортивного склада человеком.
Посмотрев зачетную книжку Званцева, он удивленно поднял жгуче-черные глаза:
— Кабинетом не ошибся? Здесь — второкурсники.
— А я за первый курс все сдал.
— Значит: «вперед батьки в петлю лезешь»?
— В петлю ногой, чтобы выше взлететь, как на «гигантских шагах».
— А про что ваш брат говорит, завалив сопромат? Про мат. Отвечай и про татарскую ругань забудь.
После получасового «допроса с пристрастием», вручая Званцеву зачетку, Трапезников сказал:
— Я тебе все же на прощанье татарское слово скажу: рахмет, спасибо!
Званцев на переходных экзаменах вместо обязательных только ему восьмидесяти процентов набрав вдвое больше — все сто шестьдесят, прихватив переходный минимум второго курса, и мог бы оказаться на третьем курсе, однако не захотел обгонять друзей. И наконец, к досаде Бурмакина, стал полнокровным студентом. Мечта его сбылась.
Смекалка русская не ниже
Чудес былого чернокнижья.
Какое чутье колдовское вело уральских рудознатцев сюда на север? За окном вагона — чахлость одна, деревья ниже, листва и трава скуднее, и скиты да деревни реже.
Верили рудознатцы, а точнее сказать, твердо знали, что хранят старейшие в мире горы в хрустально-перламутровых шкатулках все, что надо человеку для жизни. Сейчас бы они сказали, что у них в горах были сокрыты все до единого элементы из таблицы Менделеева. По чтобы сокровища уральские из хранилищ подземных взять, надобно заводы ставить.
Что же требуется, чтобы металлургический завод поднять?
Земля, как говорится, на трех китах стоит. На китах трех и заводу такому быть: на руде, на воде да на энергии, а ее в лесах непроходимых не занимать стать! Порубки, заводу потребные, земля своими соками да солнце ярое с дождем живительным, бор или березняк, ко времени восстановят — сызнова богатырей лесных руби.
Надежда была великая отыскать для крупного завода тех трех китов завидных, и всех поблизости. Пусть сбудется надежда та хоть на далеком севере, уральцев холодом не запугаешь! И как дар надежды щедрой встал самый северный Надеждинский металлургический завод. И на плотине пруда, где искусственные зори играли, когда в сталеплавильном цехе в ковш металл пошел, послышались озорные рабочие песни:
