– Стойте! – сказал он, останавливая ее, когда она во второй раз попыталась забраться на кровать.
Дебора остановилась, уже положив одно колено на матрас и упершись в него руками, чтобы не потерять равновесия. Неужели она неправильно истолковала желания мужа? Судя по виду, ему совсем не понравилась ее попытка забраться и лечь рядом с ним. Она медленно убрала ногу, встала и, прикусив нижнюю губу, с ужасом подумала, уж не собирается ли он отправить ее назад в ее комнату. Что, если, попытавшись, он понял, что не в состоянии вынести ее присутствия рядом с собой? Должно быть, точно так же, как он не любил, чтобы кто-то смотрел на него во время еды, капитан Фоули ненавидел, если кто-то, кроме его верного слуги, видел его изувеченное тело обнаженным.
Ей захотелось протянуть руки и обнять его. Но, вспомнив реакцию того деревенского мальчика, Дебора поняла, что это способно только еще сильнее его рассердить.
Она переминалась с ноги на ногу, не зная, что делать.
– Расплетите вашу косу, – прохрипел капитан, снова откинувшись на подушки.
– Мою косу? – переспросила она, теряясь в догадках, что может скрываться за этой просьбой.
– Не далее как сегодня, вы поклялись повиноваться мне, – рявкнул он. – Расплетите косу. Я хочу видеть вас с распущенными волосами.
Мысленно пожав плечами, Дебора протянула руку и развязала ленту. Глаза капитана окинули ее фигуру, пока она расплетала пряди, и выражение его лица сделалось еще более свирепым. К тому времени, когда Дебора расплела волосы до конца, она дрожала с головы до ног.
Судя по виду, ему совсем не нравилось то, что он видел. Она догадалась, что он, наверно, сравнивает ее с Сюзанной, ведь именно с этой женщиной он хотел бы провести эту ночь. Ей вдруг очень захотелось прикрыть грудь, которая была гораздо меньше, чем у ее подруги. Дебора чувствовала себя неуклюжей дылдой, стыдясь своих ребер и тазовых костей, отчетливо выступавших под кожей вместо того, чтобы скрываться под слоем нежной плоти, как у большинства привлекательных женщин в расцвете лет. Она не знала, как долго сможет выдержать этот осмотр, прежде чем бросится в свою комнату и даст волю подступившим слезам унижения.
Если бы она его не любила… если бы он не испытывал потребности довести ее до той же степени обнаженности, которую чувствовал, впуская ее в свое личное пространство…
– Вы дрожите, – в конце концов заметил капитан. Все ее тело покрылось гусиной кожей, соски съежились и затвердели, как от возбуждения. Но Роберт знал, что она не возбуждена. Она просто испугана. Ее глаза, казавшиеся огромными на бледном лице, остановились на нем с ужасом, как у Красной Шапочки перед Волком.
