Дневник | страница 19
Твоя бедная женушка, она стоит перед дверью, глядя на имена и на даты в последний раз. Ее имени здесь нет. Бедненькая Мисти Мэри из белых отбросов, с ее красными, в цыпках руками и розовым скальпом, проглядывающим сквозь волосы.
Вся эта история и традиция, которые, как ей казалось, будут ее защищать. Оградят от всего нехорошего, навсегда.
Ситуация не типичная. Мисти не алкоголичка. Если кто-то нуждается в напоминании: у нее сильный стресс. Ей уже, на хрен, сорок один, и теперь у нее нет мужа. Нет диплома о высшем образовании. Никакого реального опыта работы, если не считать, как она драит сортиры… нижет бусы из клюквы для рождественской елки в доме Уилмотов… У нее есть только ребенок и свекровь, которых надо содержать. Сейчас полдень, и у нее остается четыре часа, чтобы убрать все ценное в доме. Фарфор, картины, столовое серебро. Все, что нельзя доверять квартиранту.
Твоя дочь, Табита, спускается вниз. Ей двенадцать, и она несет только маленький чемоданчик и обувную коробку, стянутую резинками. Никакой зимней одежды, никаких теплых ботинок. Она собрала только полдюжины сарафанов, несколько пар джинсов, купальник. Босоножки и кроссовки, которые сейчас на ней.
Твоя жена, она хватает старинную модель корабля, паруса закостеневшие и пожелтевшие, снасти тонкие, как паутинка. Она говорит:
— Табби, ты же знаешь, что мы не вернемся.
Табита стоит в прихожей и пожимает плечами. Она говорит:
— Ба сказала, вернемся.
Ба — так она называет Грейс Уилмот. Свою бабушку, твою мать.
Твоя жена, твоя дочь, твоя мать. Три женщины в твоей жизни.
Заталкивая в наволочку подставку для тостов из чистого серебра, твоя жена кричит:
— Грейс!
Слышен лишь рев пылесоса где-то в глубине дома. В малой гостиной. Может быть, на веранде.
Твоя жена тащит наволочку в столовую. Хватая хрустальное блюдо для костей, твоя жена кричит:
— Грейс, нам надо поговорить! Сейчас же!
Там, на двери, имя «Питер» поднимается на высоту, которую помнит твоя жена: чуть выше места, куда она дотягивается губами, стоя на цыпочках в черных туфлях на шпильках. Там написано: «Питер, восемнадцать лет».
Другие имена, Уэстон, Дороти и Элис, поблекли на двери. Испачканы отпечатками пальцев, но не закрашены. Бессмертные. Реликвии. Наследие, которое она бросает.
Пытаясь провернуть ключ в замке на дверце буфета, твоя жена запрокидывает голову и кричит:
— Грейс!
Табби говорит:
— Что не так?
— Да этот ключ, чтоб его, — говорит Мисти. — Не открывает.
И Табби говорит: