Костер горел, мясо стыло, хлопал растерянно и жалко полог брошенного шатра. И топот копыт удалялся, удалялся…
Когда шум стих вдали, парнишка-рыбак выбрался к костру, почесывая исколотую руку. Само собой, он, взашей изгнанный Эспадой, остался любопытствовать и затаился поблизости. И что такого, если страшный дон давным-давно отправил восвояси? Собственно, раскричался, едва мясо поспело.
Голод бурчал и ворчал в пустом брюхе пацана. Голод напоминал о себе так звучно, что недоросль опасался: доны могли бы, прислушавшись, разобрать шум и найти убежище наблюдателя в щетине зарослей, покрывающих скалы. Но доны уехали, да так поспешно, будто бесы их погнали. Рыбак посопел, расчесывая пузо и принюхиваясь к сытным мясным запахам. Сглотнул – и занялся делом. Приволок мешок, бросил у тлеющего костра и принялся собирать ненужное знатным донам мясо, и сырое, и уже прожаренное, истекающее пахучим соком.
Шепотом юноша рассуждал о глупости благородных: купили рыбу за две песеты! Истратили на барана горсть серебра, много более, чем отец сразу назвал на торге в деревне, считая вырученные денежки и светлея лицом. А как батюшка теперь встретит! Взяли-то чужаки с туши всего ничего, бросив кости, годные для супа, жилы, требуху – и много хорошего мяса.
Рыбак отвлекся ненадолго, рассматривая кареты, такие красивые и большие, грохочущие мимо, мелькающие всполохами цвета за близкой порослью придорожных кустов. Раскрыв рот, недоросль глазел на множество людей, одетых до невозможности богато, блистательно. Все скакали мимо, уж наверняка в столицу, а то и – всякое бывает – к самому королю, к его агромадному дворцу… Небось, из чистого золота сделанному, денежки-то все туда текут – в Атэрру. Чтобы изгнать наваждение золотого дворца, сильно похожего на подросшую в размерах гостерию двоюродного дядюшки, пришлось трясти головой и сплевывать, шепча молитву и гоня бесов, почти утянувших в грех безделья. Ну, пусть из чистого золота домище – а что в нем толку тебе-то? Явилось видение, смутило ум и сгинуло – чуждое, непонятное.
Вечер скупо отмерил лугу росу. Закат постепенно тускнел обожженным красным кирпичом. Костерок угас, пыль на тракте улеглась. По опустевшей дороге брел лишь одинокий путник, пеший. Он был понятный для недоросля, совсем свой – такой мог бы жить в родной деревне. И этот гость, не чета прежним, подошел, вежливо поздоровался, помог оживить костер и долго, доверительно и подробно, делился новостями с севера, и еще он охотно выслушивал здешние… Всё это уважительно, с интересом. Гость оказался выгодным человеком, ему удалось продать мясо – уже жаренное, готовое. Немного и недорого: этот цены знал и деньгами не швырялся…
