Петро увидел длинную фигуру Остапа, сверкающие зигзаги его длинного немецкого палаша и отстреливающихся солдат. И в тот же миг он увидел плотную фигуру офицера, из-за орудия с колена целящегося в Остапа. Петро двумя прыжками достиг его и, сжимая винтовку, как учили с новобранства, когда кололи чучело, всадил изо всех сил заржавленный штык в шею врага. Он упал вместе с немцем, перелетел через него и расшиб себе голову о колесо орудия. С трудом вытаскивая сопротивляющуюся винтовку, он увидел расширенные страхом голубые глаза умирающего, точно молящие его о пощаде. Но Петро злобно вырвал штык и выругался:
— Теперь, сука скажена, на том свете деревни палить будешь!!. Повоевал!.. Годи!..
Немцы упрямо сопротивлялись. Прячась за деревья, за высокие пни, залезая в крохотные, наспех вырытые окопы, они упорно отстреливались, выбирая мишени и спокойно прицеливаясь.
Крестьяне выковыривали их штыками, кольями, вилами, стреляли в них из неверных, бьющих в сторону обрезов, из расхлябанных, ржавых винтовок. Упрямо гнали на середину поляны и там, в рукопашном бою, бились насмерть.
Разгоряченный боем Петро, стоя перед Остапом с окровавленным лицом, улыбаясь во всю ширину своего белозубого рта, рапортовал:
— Так що дозвольте поздравить с победой!
— Не жартуй[13]! Смотри, сколько наших легло!.. Зараз разбить людей по орудиям! Эй, кто артиллеристы, сюда!
Три трехдюймовых полевых орудия, в упряжках, с вдетыми в передки зарядными ящиками, еще до нападения были готовы двинуться в путь — только неожиданный бой задержал их.
Торопливо собирали немецкое оружие, снимали одежду и обувь, напяливали на себя вещевые сумки, набивали карманы патронами.
Петро считал пленных. Грозно сверля их глазами, кричал:
— Що?!. Стрелять?!. А?!.
Испуганные немцы посиневшими губами шептали:
— Нет, нет стрелять, мы камерад, мы брудер[14]!..
— А! «Брудер»?!. Теперь — «брудер»?!. А зачем деревню спалили?! За що людей перебили?! А?! Вот мы вас, буржуазовы прихвостни!..
— Пленных не трогать!.. — кричал издали Остап. — Взять особой!
— Есть! — весело подхватил Петро, подражая морякам. — Пленных не трогать!..
Батарея, с трудом снявшись с места, шагом вышла на лесную дорогу. Вокруг и далеко за ней растянулась «пехота». Босые, рваные люди на ходу напяливали серые рейтузы и куртки, примеряли сапоги, спорили из-за оружия.
— О це добра справа[15], — наслаждался кто-то, несмотря на жару, шерстяным свитером.
— Та в ем — як в пекле!
— На тим свити не страшно будет!
