натягивают...
— Уже и приказ такий дан — землю всю вертать, а що мужики посеяли, то панам отдать...
Остап молчал, узнавая от людей больше, чем сам мог сказать. Все, что в Киеве у казармы рассказывал ночью слесарь Федор Агеев, оказалось живой правдой. Все, что видел и слышал Остап на киевском вокзале, в вагоне поезда, на станции Варевки и по дороге в деревню, все, что тревожно прорывалось в вопросах и рассказах односельчан, — все, все было единым, цельным и ясным до конца.
— В Британы пришел немецкий отряд. Завтра, гуторят, будут хлиб шукать... Кто сховав, того в город, в острог...
— Брешут, не може того буты...
— Ось як сам побачишь, тоди скажешь — брешут чи не брешут.
— В Авдеевке дезертиров шукали, двух в волость увели, а третьего в степу зараз расстреляли.
— Гуторили, що агитатор... Большевик...
— Матрос...
— Ну и що ж...
Уже с полей потянуло холодным ветром, уже давно померкли звезды, на востоке вспыхнул розовым золотом широкий край неба, когда люди разошлись, и Остап, кутаясь в старый отцовский кожух, докурив трубку, стал укладываться на высохшей прошлогодней траве в покосившемся ветхом сеновале.
Боялись выезжать в поле на работу. Ждали с часу на час гостей. Представители державной хлебной конторы, сопровождаемые гайдамаками, трижды обойдя всю деревню от края до края, ушли несолоно хлебавши и клятвенно заверили, что завтра придут немцы:
— Воны возьмут!.. Не спытают!.. Та що шомполами з мотни пыляку выбьют!.. Ось побачите!..
— Побачимо.
Тем, кто в испуге отдавал последнее, агенты выписывали реквизиционные квитанции, и мужики, долго глядя вслед удаляющейся подводе, печально теребили в руках небольшую желтую бумажонку. Тяжкий опыт подсказывал, что бумажонке грош цена.
— Що з ней робыть?
— Подтереть кобыле хвост.
— А за що же я послидний хлеб отдал?
— Було б не давать.
— А як немцы придуть?
— Ну и придуть.
— А що тоди буде зо мной?
— Що з людьми, то з тобой.
Непривычно для весны возились по дворам и клуням, собирались у ворот и завалинок, часами спорили, читали приказы на телеграфных столбах:
«Сим оповещается население, что вся власть на Украине принадлежит гетману всея Украины Павлу Скоропадскому, признанному военными командованиями германским и австро-венгерским, выказавшими готовность в полном единении с украинской администрацией поддерживать эту власть всеми силами и сурово карать непослушных».
— Уси карають... И рада карала и немцы карают...
— А що ж теперь рада? А? Що ж наши хитри пани? Сами ж немцев звали, сами просили — приходите, владайте, коммунистов сгоните, — а теперь, значит, сами по башке получили? А?
