, а та немного растерялась, поглядывая на нервничающих Злату и Джереми, затеявших эту комбинацию.
Поэтому, шагнув навстречу гостье, Милена протянула ей руку и проговорила:
— Ах, мадам дю Прэ! Какая приятная, надо сказать, неожиданность! Вообще-то, когда погас свет, я подумала, что сейчас вкатят огромный торт, а оттуда при свете бенгальских огней выскочите вы и исполните для нас стриптиз. Но я ошиблась!
Говорила она это с мягкой улыбкой, тихо, так, что даже не все расслышали, какие слова она обратила к Марианне, чье лицо сделалось точно такого же цвета, как и ее платье. Раздался истеричный смех сидевшей рядом Шэрон — та отлично слышала, что именно произнесла Милена.
— Но в любом случае мы рады вас приветствовать! Так ведь, Делберт?
Муж, единственный, кто не стоял, а сидел, неуклюже поднялся, и Марианна немедленно ринулась к нему, желая его расцеловать.
Однако Делберт остановил ее рукой и произнес:
— А, Марианна… Как ты добралась из Парижа сюда?
— На метле! — раздался голос Тициана, и французская гостья покачнулась. Явно не на такой прием в «Зимнем Белом доме» она рассчитывала.
Милена испуганно взглянула на мужа, опасаясь, что он снова вспылит, недовольный дерзостью младшего отпрыска, но на этот раз супруг хмыкнул и, благостно усмехнувшись, сказал на весьма неплохом французском (недаром у него была гувернантка из Лилля):
— А ты, кажется, набрала вес, дорогая? Но желтый тебе к лицу.
— А особенно к ее мегасиськам! — провозгласил Тициан, вообще-то никогда не позволявший себе подобные сальности, но отлично знавший, что отец их обожает.
Эта француженка выражением своего острого лица сделалась похожа на сказочную мымру, а Делберт, сияя, произнес:
— Это мой младший сын! Живой и непосредственный мальчик, так ведь? Весь в меня!
Милена вдруг поняла, что ужин удался.
Спустя два с небольшим часа гости постепенно разбрелись по комнатам гигантского особняка. Делберт отправлялся спать рано. Он всегда считал тех, кто празднует полночи, лентяями и — как оно может быть иначе — идиотами. А после того как он покинул Золотую столовую, члены клана Грампов быстро удалились в свои апартаменты — сказать друг другу им было нечего, а изображать дружную семью никто не собирался.
И меньше всего Милена, которая подобные приемы, где собирались бывшие жены Делберта и все его дети, а иногда даже и внуки, считала сущей пыткой. Однако Делберт обожал подобного рода сборища, на которых он главенствовал и солировал и лишний раз убеждался в том, что он — самый счастливый человек в мире, раз у него такая большая, крепкая и дружная семья.
