В Экаресте Милена с подругами посещали не музеи, не картинные галереи и даже не театры. Они отирались или около ГУМа, в котором зачастую можно было перехватить дефицитный, до провинции не доходящий товар. Например, польскую косметику. Или венгерские капроновые чулки. Или болгарские лифчики.
Однако Милену не занимало стояние в бесконечных очередях, споры из-за места с обозленными тетками и толчки в спину от беспардонных мужиков.
Более всего ее впечатляли роскошные, похожие на настоящие дворцы гостиницы в центре столицы — причем не какие-то, а вполне определенные. Те, где селились иностранцы.
Усевшись с подружками в расположенном напротив самого известного и крутого из таких отелей, «Москвы», скверике, они лузгали семечки, комментировали прохожих — и издали любовались той недоступной жизнью, которая, словно кадры из волшебного фильма, развертывалась с другой стороны дороги.
— Ты только погляди! Вот ведь фря! — заметила одна из подружек, со смехом указывая на дамочку, явно иностранную, облаченную в смешной комбинезон. — Прямо чучело огородное!
Но это чучело огородное, с поклонами сопровождаемое распахнувшим дверцу швейцаром в опереточной форме, уселось в подкативший лимузин герцословацкой сборки и отбыла восвояси.
Попадались и другие дамочки — разодетые в пух и прах, как иностранные, так и местного розлива. Некоторые лица Милене были знакомы — она видела их по телевизору или в герцословацких фильмах. Это были представители столичного артистического бомонда.
Но попадались и прочие, вертлявые, расфуфыренные, тараторившие по-герцословацки, причем зачастую с ужасным провинциальным выговором. Эти особы, часто перемещавшиеся пестрой стайкой и без проблем сновавшие мимо грозного швейцара и стеклянной будки, в которой, читая газеты, восседал пузатый милиционер, всегда сопровождали мужчин.
То вальяжных иностранцев, то иностранцев попроще, то известных герцословацких актеров, то актеров менее известных, то просто насупленных, явно крутых, как говорили в последние годы, после смерти маршала Хомучека, правившего железной рукой Герцословакией в течение многих десятилетий, и начала новой, увлекательной, бурной жизни и сопряженных с этим социальных и политических преобразований.
— Это известный фарцовщик, — давала разъяснения наиболее сведущая из подруг, у которой отец работал в милиции. — А этот содержит подпольное казино. А у этого целая сеть подпольных борделей!
— А кто такой фарцовщик? — спросила тихоня, а другая, душа компании, заливаясь гоготом, добавила:
