Еремеевич, провидевший свой колхоз на много лет вперед счастливым и благополучным, с каменным клубом, конечно же с хором, главное — с животноводческим комплексом, обиделся на речь старика и, с досадой махнув рукой, что намекало па слепоту недальновидного оратора, исчез в утробе конторы, где все было готово для выдачи денег.
Когда же наконец первым, согласно ведомости, вызвали дядю Ваню, на дальнем берегу пруда показался Гришка Распутин. Он трусил изо всех сил, неся могучую плоть на кривоватых ногах, и за спиной у него болтался вещмешок.
Обогнув пруд, Гришка Распутин вступил на площадку, выражая кровную обиду «хромому черту» за то, что тот вовремя не известил его о зарплате.
— Григорий Парамонович! — воскликнул Кононов и сделал шаг ему навстречу. — Много ли откушали гостинцев в гостях?..
Бабы, понимая, что Кононов подсмеивается над пришельцем, не скрывая своего восхищения, разглядывали Гришку из-под надвинутых на глаза платков.
— Полный расчет… — пояснил Гришка Распутин: подавая руку только Кононову и только к нему и обращаясь. — Вы, говорит, Григорий Парамонович, паразитическое насекомое особо крупного размера… и хоть кусаетесь сладко, но для бюджета семьи слишком накладно…
Веселье, с которого началась встреча Кононова и Гришки Распутина, вскоре прервалось охватившим вдруг всех волнением. Собираясь с мыслями, думали о том, как выстоять в борьбе за свое достоинство.
Шли друг за дружкой «воздушники», чтоб, расписавшись в ведомости, получить свою «пенсию» в размере пятидесяти — шестидесяти «рублев», возвратив остальную часть до копейки бугру.
Общая сумма на человека за три месяца составила тысячу триста пятьдесят шесть рублей с копейками. Копейки шли, как правило, девице-кассиру.
Расписавшись в получении, я вышел на крыльцо, где стоял у перил бугор, и принялся дожидаться Лешки, шедшего в ведомости последним, чтоб вместе разузнать, как же будет с зарплатой Синего. Но меня упредила женщина в траурном черном платке.
— С трудом нашла, — сказала она бугру и протянула ему руку. — Не опоздала?
Бугор, нахмурив брови, провел ее в бухгалтерию и пропустил вперед.
Как вскоре выяснилось, это была Дуся — жена бедняги Миколы, не пожелавшая приехать проститься с мужем. Украсив смазливое лицо горестным платком, она стремительно шла впереди бугра к кассе.
Бугор, более всего опасавшийся, что эта женщина прихватит и его долю, не отставал от нее ни на шаг, И когда ридикюль с треском закрылся, почтительно спустил ее с крыльца и усадил в машину, давая жестом команду следовать всем за ним.
