Зарплата, помимо самих денег, означала еще конец, шабаш! Разбредемся мы и отдохнем друг от друга, от осточертевшей подозрительности, стычек и страха.
Ко всему прочему добавилась и еще одна закавыка — вышли продукты и даже деньги у нашего банкира Кононова. По его словам, денег у него с мышкин хвост — рублишко. Последние дни жили, поедая скудные Стешины запасы.
— Зарплата, — сказал дядя Ваня и сел за стол, суча головой и моргая белыми ресницами. — После обеда в контору иттить.
— Пожрать охота? — спросил Кононов, пряча за вопросом упрек. — Или и подождать можно?
— Охота, — признался дядя Ваня. — Нутро прогорает… Может, в последний раз в магазин сгоняю? — предложил он, смущенно поглядывая на Кононова.
— Ты, дядя Ваня, много продуктов натаскал? — Кононов с усмешкой восточного мудреца, высмеивающего безрассудство, придвинулся к нему лицом. — Нацепишь тоненький мешочек — и айда на блины к тете!.. А в карманах ветер гуляет, что степной сквозняк… И ишо все в сторону магазина глазеешь… Шел бы ты к своему дружку! Вот как устроился: и первое тебе, и второе, и третье конечно же, и четвертое… — Кононов сам первый расхохотался своей шутке относительно Гришки Распутина и его пассии в три обхвата — Лизаветы Петровны. — Баба справная, даже слишком. У ней и огурчики соленые найдутся, и грибочки, а водочки — пропасть…
Покамест Кононов развлекал себя, а заодно и других, Стеша выгребла из подклети несколько последних картофелин и, не желая обособляться, поставила варить на портативную газовую плиту.
После горячей картошки с килькой в томатном соусе мы разбрелись по усадьбе в ожидании команды. А когда наступил долгожданный час, перехватив на ходу по холодной картофелине, гуртом, прямо в рабочей одежде, в строгом соответствии с инструкцией потянулись за дядей Ваней к полустанку и, перейдя железнодорожную линию, взяли курс на деревню Чусово. Идти до конторы предстояло около пяти километров. Сперва вдоль полотна на Иваново, затем, взяв резко влево, к мелколесью, сквозь которое чернели редкие избы отдельными хуторами.
Приноравливаясь к ходу дяди Вани, через час вышли к пруду, за которым, заглядевшись в зеркальную гладь воды, стоял дом на кирпичном цоколе под железной крышей и красным флагом над ней. Обшитый тесом, крашенный в желтый цвет, он оказался и сельским Советом, и колхозной конторой разом.
— Привал! — сказал дядя Ваня, топнув тяжелым протезом по пыльной тропе, как-то жалко улыбаясь и смахивая с лица набежавшие капельки пота. — Все тута…
