Сбросились и сейчас.
— Я ня буду! — твердо и буднично сказал Лешка, швырнув под ноги Гришке помятую трешку, и стал стягивать с себя рубашку.
— Ня будь! — так же твердо и буднично повторил Гришка Распутин, поднял с земли Лешкину трешку и, разглаживая ее на колене, спросил: — Кто еще ня будет?
Когда сборщик «налогов» ушел, дядя Ваня поставил оставшихся в известность:
— Нынче же приступим к работе!
— А то как же! — иронически поддакнул Кононов, прекрасно знавший повадки нашего дяди Вани.
Дядя Ваня, любивший лишний раз напомнить нам в отсутствие Гришки Распутина о своем бригадирстве, теперь, возвысившись над всеми нами, взыскующе взглядывал на нас, как бы внушая почтение, и не столько к своей персоне, сколько к занимаемой ею должности.
И мы, зная слабость дяди Вани, легко шли на уступки, давая ему подняться в собственных глазах, наперед зная, что с появлением истинного хозяина его значение поблекнет.
— Дядя Ваня, а кто будет на прессе? — подыгрывая ему, спрашивал тот же Кононов, показывая в знак легкой насмешки два золотых зуба.
— Кто, кто? — сердито бормотал дядя Ваня, принимая лесть, но протестуя против праздного вопроса вокруг того, кому сидеть за прессом, когда специалисты по этой части были всем и давно известны.
Вернувшийся с покупками Гришка, окидывая всех шалым взглядом, победно воскликнул:
— Нашел, ребята! Вдовица — во! Приятно окает, и калибр в аккурат мой — в три обхвата. Поклонились друг дружке, познакомились. А она и говорит: «Пожаловайте, Григорий Парамонович, всегда рады будем…» Я тоже любезностью угощаю. Говорю: «Лизавета Петровна, спасибо вам за культурное обращение! Теперь непременно буду захаживать…» А вы все Гришка да Гришка! — Взглянув на меня совсем потеплевшими глазами, он тихо добавил: — Гуга, ты давай-ка чего-нибудь поколдуй на закус, чтобы душа кричала от перчикового духа!
И я, пройдя за печь и вывалив на небольшой столик съестные припасы, принялся готовить закуску. Пока на миниатюрной газовой плитке грелась сковорода, я извлек из своих склянок, возимых повсюду с собой, пряный дух знойного юга.
— Ты покруче этого сатанинского зелья! Не скупись! — попросил Гришка Распутин, любитель острых ощущений. — Хорошо бы еще и картошки к селедке…
Картошки с собой мы не возили, и потому я развел руками, отвечая Распутину шепотом:
— Нетути, Григорий Парамонович!
Но тут за перегородкой серебряно затренькали колокольчики, а когда они погасли, послышался сонный голос хозяйки:
