Наконец одиннадцать раз прожужжавшая бормашина добралась до моих зубов, и он, болтая, предложил:
— Хотите, я расскажу вам некоторые эпизоды из предыстории зубоврачебной науки?
Но я, глядя на молочно-белую выпуклость телеэкрана, увидел много всякой всячины, например пригород Нойфарвассер, где напротив корабельной верфи я утопил в жиже из тепловатой глины мой молочный зуб.
Его картинка была другой:
— Начать надо с Гиппократа. Он рекомендовал чечевичную кашицу против абсцессов в полости рта.
Моя матушка покачала головой на телеэкране. «Нет, больше топить мы не станем. Спрячем-ка их лучше в красивую коробочку, выложенную голубой ватой». Слегка выпуклая матушка лучилась добротой. А в это время мой зубной врач говорил как по писаному, читая лекцию по истории зубоврачебного дела: «Полоскание настоем перца, согласно Гиппократу, должно способствовать рассасыванию опухолей». Но моя матушка, нимало не смущаясь этим, продолжала, стоя посреди нашей кухни: «А гранатовую брошь я переложу из коробочки к янтарю и к орденам дедуни. Все твои молочные зубы мы соберем в одно местечко, и когда-нибудь ты скажешь своей женушке и ребятишкам — вот видите, какие они у меня были».
Врач не обращал внимания ни на мои передние зубы, ни на задние. Ибо из всех коренных мои зубы мудрости — восьмой нижний, восьмой верхний — оказались самыми надежными: на них будет держаться мост, а с помощью мостовидного протеза немного исправится и мой прикус.
— Вмешательство, — сказал он, — придется нам решиться на серьезное вмешательство, не желаете ли вы, пока моя помощница готовится сделать вам рентгеновский снимок и пока я удаляю камень, включить изображение и звук?
Но я повторил:
— Спасибо.
Он был готов поступиться даже своими принципами.
— Могу включить программу из ГДР…
Но пустой телеэкран предоставлял мне неограниченные возможности: я все снова и снова видел, как медленно погружается в глиняную жижу мой молочный зуб. И еще мне понравилась моя семейная хроника, она как раз началась с молочных зубов. «Конечно, матушка, у меня здесь торчит один зуб, другой уже тю-тю, я утопил его в порту. И его проглотил не судак, а сом, он пережил на дне все трудные времена и теперь засел в засаде, поджидает, когда появятся мои остальные молочные зубы. Однако эти остальные, так и не узнавшие, что такое зубной камень, ныне переливаются перламутром на красной ватке, а гранатовая брошь и янтарь, так же как и дедулины ордена, пропали…»
