(Святая Аполлония, заступница, помоги!) Ведь обращаться к великомученице всего один раз бесполезно. Далеко за полдень я отправился в путь, но взывать в третий раз до поры до времени не стал и только на Гогенцоллерндамме, в нескольких шагах от того средней руки доходного дома с табличкой и соответствующим номером, на третьем этаже которого меня ждал практикующий зубной врач, да нет, уже в самом парадном дома под сладострастно изогнутым орнаментом в стиле модерн, образующим бордюр и поднимавшимся вместе со мной наверх, только здесь, покривив душой, я в третий раз воззвал: «Святая Аполлония, заступница, помоги…»
Мне порекомендовала его Ирмгард Зайферт. Она сказала, он человек сдержанный, осторожный и тем не менее твердый. «И, представьте себе, во время приема он включает телевизор. Сперва мне этого не хотелось, пока я сижу в кресле. Но теперь должна признать, что телек блестяще отвлекает, уносишься мыслями далеко… И даже экран без изображения волнует… почему-то волнует…»
Вправе ли зубной врач расспрашивать своих пациентов об их детстве, отрочестве?
— Молочные зубы у меня выпали в портовом пригороде Нойфарвассер[4]. Тамошний народ — грузчики и рабочие с верфи — жевали табак, зубы у них выглядели соответственно. И повсюду они оставляли свою метку — вязкую, как деготь, слюну, на морозе она не замерзала.
— Вот оно как, — сказал тот, в парусиновых бахилах, — однако с повреждениями, вызванными жевательным табаком, мы теперь почти не имеем дела.
И сразу перекинулся на другое: на мою артикуляцию и на мой профиль: начиная с переходного возраста мой так называемый прогенный подбородок сулил сильную волю, каковой я не обладаю, но это не могло, впрочем, предотвратить раннее зубоврачебное вмешательство. (Моя прежняя невеста сравнивала мой подбородок с тачкой; ныне он стал не только мишенью для карикатуры, распространяемой Веро Леванд, но выполнял еще другую функцию: являлся основанием для обратного прикуса. Вот именно. Я всегда знал, что мои зубы рубят. Я не размалываю. Собака рвет зубами. Корова размалывает. Человек, жуя, производит обе эти операции. Мне не дано жевать нормально.)
— Вы рубите, — сказал зубной врач.
И я даже обрадовался, что он не сказал: вы рвете пищу зубами, как собака.
— Поэтому сделаем рентгеновский снимок, закройте, пожалуйста, глаза. Но мы можем включить звук…
(«Спасибо, господин доктор», не исключено, что я уже с самого начала сократил это обращение до более фамильярного: «доктор». Позже, попав в зависимость к нему, я кричал: «Помогите, док! Что мне делать, док? Вы же все знаете, док!»)
