– Сначала надо туркам хребет сломать. Уж очень крепко они сидят в проливах. Потому и тороплю: Особая бригада должна быть готова, самое позднее, к началу июля.
– Что же, за Дунай, на Силистрию? – промедлив, спросил мичман. – А там снова в 77-м – Шипка, Плевна?
– Сперва да, на Силистрию. А там, глядишь, турки и станут посговорчивее, обойдемся без Шипки. Что до Парижа – вы сильно удивитесь, когда узнаете, кто приложил руку к тамошней заварушке.
Близ Евпатории
Готовясь к поездке, Адашев, теперь командир отдельной мотострелковой роты, припомнил многое из того, что юнкерам доводилось видеть в 17-м и 18-м – кому в Киеве, кому в Москве, а кому и в Петрограде. Процессия получилась на славу: впереди легковой «Рено», на крыльях лежат, выставив вперед штыки, суровые юнкера; за ним михеевский «Ланчестер» («Шошу» заменили выклянченным у «потомков» пэкаэмом). Дальше – два грузовика, над кузовами которых колышутся фуражки и штыки константиновцев, еще один «Рено» и «Остин», грозно поводящий «максимами».
Борта грузовиков завесили кумачовыми транспарантами с надписями Vive le prince Napolйon! и A bas l'usurpateur![9] и неизменным Liberté, Égalité, Fraternité. А над легковушкой, на двух длинных хворостинах, красовалось полотнище с призывом Dieu, punir l'Angleterre![10]. Плакат вызывал нервный смех у тех, кому доводилось видеть германские и австрийские газеты 1914 года.
Наглядную агитацию дополнили пачки листовок. На одной стороне такой листовки красовалась карикатура на Луи Наполеона, на другой был напечатан призыв вступать в ряды libertй Corps. Особой нужды в этом не было: те, кто остался в лагере, и так принесли присягу принцу Наполеону; отказавшиеся томились в казематах севастопольских фортов. Пленным англичанам и туркам такого выбора не предоставили: их небольшими партиями вывозили на пароходах в Таганрог, откуда отправляли в великороссийские губернии, в города Поволжья и дальше, за Урал, на каторгу. Николай Первый не собирался миндальничать с интервентами.
Сегодняшнее мероприятие имело целью поднять дух волонтеров «Корпуса Свободы». Колонна прокатилась сквозь лагерь под нескончаемые овации, после чего начался митинг – в лучших традициях 1917 года. Для этого на «Адаманте» позаимствовали громкоговорители, и их утробный рев произвел на французов неизгладимое впечатление. Кульминацией стало обращение принца Наполеона к соотечественникам, зачитанное под звуки «Марсельезы» прямо с броневика. Адашев, с самого начала собиравшийся использовать «Остин» в качестве трибуны, был удивлен, когда матрос с «Адаманта», возившийся с усилителем, поперхнулся и заржал при виде офицерика в ярко-красных шароварах, толкающего речь с пулеметной башни.
