— Хома! Это я виновата во всем! Из-за меня Ибрагим так унижен и опозорен навеки!
— Подумаешь, туфелек лишился! — вспыхнул Хома. — А бабушка умерла!
— И бабушка умерла из-за меня! Ведь это я дала Инне те бутылочки! Она отнесла их Ибрагиму, а он от злости стал заполнять их людьми. Если бы не моя глупая шутка, старушка сейчас была бы жива, а Ибрагим не был бы наказан! — и Халимар разрыдалась, как человек, вслух.
— Не плачь, ты не виновата!
— Правда? Ты не обвиняешь меня? Я ведь не знала, что он будет делать с бутылочками!
— Да, ты не знала, что он будет делать с бутылочками! — успокаивал ее Хома, не забывая при этом крепко держать в своих объятиях, чтобы она снова не сбежала от него в свой зеленый флакон.
— Ты не думаешь, что я одна во всем виновата? — всхлипывала Халимар. — Я ведь не злая, Хома! Я только хотела разыграть Ибрагима и Инну.
— Ты не злая, Халимар! — успокаивал девушку Хома.
— Почему мы не стали искать твою Инну раньше? Тогда бы мы успели спасти старушку! Я могу излечить человека, но не могу его воскресить! Ни один джинн не может воскресить человека. Почему мы не стали искать твою Инну раньше? Ах, зачем я потащила тебя вчера в Страну Свободных Джиннов! — завелась Халимар и уже плакала навзрыд.
— Ты разрываешь мое сердце! Я не могу видеть. Как ты плачешь! Я приказываю тебе, как твой повелитель: прекрати немедленно плакать! И еще: никогда больше не называй Инну моей. У меня есть только ты! Ты — моя, Халимар!
— Слушаю и повинуюсь! — больше не всхлипывая, сказала Халимар. — Я с удовольствием выполню оба твои желания.
Она снова достала свои счеты, что-то там пересчитывала, шептала. Наконец сказала спокойно:
— Осталось шесть. Всего шесть, Хома!
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ: ВЕЧНОСТЬ ДЛИТСЯ ВЕЧНО
— Хома, можешь выбросить эту ужасную майку с карманом, — потребовала Халимар. — Больше Ибрагим нам ничего не сделает.
— А вдруг он будет мстить? — предположил Хома.
— Не будет. И белые джинны уже не охраняют наш дом.
— Как хочешь, — Хома послушно снял майку. — Где ваша светлость желает, чтобы я держал вашу бутылочку?
— Не кривляйся! Можешь засовывать ее себе в карман, если хочешь. Только не в майку!
— Привередливая ты, Халимар! Чем тебе моя майка не понравилась? Я, между прочим, для тебя специально ее купил, и карманчик сам пришил с любовью. Даже палец уколол пару раз! — вспомнил Хома.
— Рукодельница ты моя! Ну, давай я пальчик поцелую, чтобы не болел, — пошутила Халимар.
— Раньше надо было целовать, сейчас уже не болит.
