Окончательно и совершенно осознанно оценив сложившуюся ситуацию, Иван Данилович решительно оттолкнулся от спинки кресла и осторожно опустился на пол. Не причинив боли в ноющей руке, он медленно, но уверенно подполз к батарее. Прикоснувшись к её холодному чугуну, он с трудом перекинул через трубу конец верёвки, а потом долго возился с петлёй. Превозмогая возобновившуюся острую боль в правой руке, наконец-то завязал крепкий, надёжный узел.
Как только петля была готова, он попытался просунуть в неё голову, но не успел ещё накинуть её себе на шею, как по забывчивости облокотился на правую руку и, вскрикнув от нестерпимой боли, опрокинулся на спину. Петля резко затянулась, но зацепившись за подбородок, хоть и держала его голову на весу, всё-таки не лишила его возможности дышать. Смерть, которая казалось, была совсем рядом, смеялась ему в лицо, словно отказывалась принять Ивана Даниловича в отместку за то, что в былые времена он так упорно цеплялся за жизнь. Иван Данилович чувствовал, что его пульс начинает учащённо биться. Петля постепенно сползла с подбородка и врезалась ему в рот. Иван Данилович вдруг подумал о том, что неизвестно когда его обнаружат. Он вновь вспомнил о белых, гусенично — подобных червях. Таким путём он не хотел выигрывать поединок у собственной смерти. Разумеется, он понимал, что эти твари достанут его в могиле, но это было священное место, скрытое от постороннего взгляда.
— Я заставлю тебя жить! Жить и мучиться! — прошептала ему смерть. — Я хотела тебя забрать, но ты осмелился бросить мне вызов. Теперь ты обречён на горькую жизнь и долгие мучительные страдания!
— Нет! — возразил Иван Данилович. — Я заставлю тебя принять мою душу Жизнь мне больше недорога. Если хочешь, можешь упрямиться, но я выиграю этот поединок.
Он посмотрел на руку, которая начала синеть. Каждое, даже самое лёгкое прикосновение к ней, вызывало нестерпимую боль. Он сжал зубы и из последних сил рванул верёвку. После того, как петля ослабла, он освободил голову и с отвращением отбросил её в сторону.
— Ну, костлявая, — озлобленно проговорил Иван Данилович, — тебя радует, что у меня сломана рука. Ты не позволила мне уйти из жизни с помощью верёвки, и теперь злорадствуешь? Торжествуешь победу? Рано радуешься! Ты делишь шкуру неубитого медведя. Ты всё равно покоришься мне. Человек — хозяин своей судьбы! Я хочу уйти из жизни, и я сделаю это! Я никогда не боялся тебя и теперь смогу заставить покориться моей воле.
