Когда произошла «матрасная история», я понял для себя следующее. Я не имею права выносить какие-либо оценки случившемуся с моральной стороны. Но со стороны политической… Как можно выступать с пламенными речами в защиту многострадальной российской демократии, проводя досуг в одной компании с Лимоновым – популистом от большевизма – и Поткиным – лидером националистической организации? И после этого не сгореть со стыда, а продолжать поучать всех и каждого? Это, конечно, была катастрофа. Катастрофа, после которой уже не вызывали удивления ни заявления про Олимпиаду в Сочи, ни комментарии по Крыму, ни объяснения по поводу денег Фонда Макартуров, ни истерики из-за поведения помощницы главреда «Эха Москвы» Леси Рябцевой.
Виктор Шендерович застрял в деревне Гадюкино. И когда ее, в полном соответствии с его прогнозом, «смыло», то же самое произошло и с самим Виктором Анатольевичем. Жаль…
В 1999-м я начал стремительно двигаться в противоположных направлениях. Я опускался вниз по эфирной сетке, одновременно поднимаясь по карьерной лестнице. Почему-то работа в утреннем информационном блоке считается на телевидении наименее престижной. Хотя она гораздо тяжелее просто физически, а по количеству зрителей утренний прайм-тайм ничем не уступает вечернему.
Григория Кричевского все чаще и все больше загружали работой в «Итогах», он даже подменял Евгения Киселева в качестве ведущего. Соответственно, кому-то нужно было заменять самого Кричевского во время его эфирной недели. Этим кем-то периодически оказывался я, совмещая, таким образом, работу в двух бригадах – собственной утренней и дневной бригаде Кричевского.
Недостатка в важных событиях в первой половине 1999-го не было. Война на Балканах, горячая стадия которой на тот момент продолжалась уже восемь лет, достигла кульминации на Косовском фронте. 24 марта НАТО приступило к бомбардировкам Союзной Республики Югославия. Председатель правительства России Евгений Примаков, направлявшийся с визитом в США, узнав о начале военной операции Альянса, совершил легендарный «разворот над Атлантикой». Сам Евгений Максимович вспоминал об этом эпизоде так:
«Когда до посадки на военном аэродроме вблизи Вашингтона оставалось всего три часа, Гор[3]подтвердил по телефону факт принятия решения о бомбардировках Югославии. Со мной летели в самолете несколько губернаторов, членов правительства. Я собрал всех и объявил о своем решении развернуть самолет. Вызвал командира корабля и спросил его, можем ли долететь прямо до Москвы. Он ответил, что не можем, и предложил два варианта: либо посадку на территории США, либо промежуточную посадку в Шенноне. Была дана команда лететь в Шеннон. После этого я позвонил президенту Ельцину и сказал, что лечу обратно. Самолет уже развернулся над Атлантикой. Ельцин мое решение одобрил»
