Она вдруг поняла свою роль: друг семьи. Немало, если не претендовать на любовь.
Все стали расходиться.
– Я провожу, – предложил Александр.
Вышли на улицу. Александр остановил такси.
– Я далеко живу, – предупредила Лена.
– Ничего. – Александр махнул рукой. Жест великодушия.
Лена назвала адрес. Таксист тронул машину. Поехали.
Александр молчал. О чем-то думал. Скорее всего о сценарии.
Через сорок минут такси остановилось возле одиноко светящегося дома. День был короткий. Смеркалось рано. Александр оглядел унылый пейзаж. То ли Калуга, то ли город Шевченко в казахской степи… Но Александр был тактичный человек. Он сказал:
– Как в Америке…
Возможно, он имел в виду высокие дома в огнях, торчащие то здесь, то там… Он пощадил самолюбие Лены. Она это оценила.
– Я сейчас, – сказал он таксисту.
Они с Леной пошли к подъезду. Войдя в подъезд, он тут же обнял ее, стал целовать.
Потом прислонил к стене и стал расстегивать ее пальто. Она не сразу поняла, что он хочет. Потом поняла и сбросила с себя его руки:
– Не надо.
– Почему? Ты меня не хочешь? – удивился Александр.
– Ну не в подъезде же…
– Какая разница?
– Очень большая разница. Мы не кошки.
Александр молчал. Приходил в себя.
Сказал мрачно:
– Ты не способна потерять голову. У тебя все по полочкам.
Повернулся и ушел. Хлопнула дверь.
Лена поднялась пешком на свой пятый этаж. Вошла в дом.
В глубине квартиры шла своя жизнь: звенела колокольчиком маленькая девочка, бубнила нянька, работал телевизор. Мой дом – моя крепость.
Могла не ходить на прослушивание.
Но он сказал: приходи. И она пришла. Она перед Александром как кролик перед удавом – покорно ползет в пасть и не представляет себе, что можно рвануть в сторону, сбежать, спастись.
«Я сбегу и спасусь», – сказала себе Лена. И тут же подумала: «Тебя никто не ловит…»
Надо продолжать свою жизнь – унылую, как пустырь за окном. Хотя почему унылую? В ее жизни есть дом – крепость, в которой не предают. Есть молодость, а значит, долгое будущее. А что может быть прекраснее, чем жить и работать. Как там у Сэлинджера: «Выше стропила, плотники»…
Близился юбилей Лены – тридцать лет.
Долго думали, где справлять – дома или в ресторане, сколько звать народа и какую сумму тратить.
Из Киева приехали родители мужа: Сёма и Руфа – сладкая парочка, попугайчики-неразлучники.
Сёма был в теле, но не толстый, а, как говорили в Киеве, набуцканный, то есть набитый мышцами. Руфа – с фигурой. Если отрезать голову, сошла бы за девушку. Руфа ходила на каблуках и с маникюром. Лена не понимала: зачем это надо в ее возрасте? Кто на нее смотрит, кроме Сёмы? Да и Сёма не смотрит.
