Под прицелом социолога оказывается конструирование нормы советской «женственности» через материнство и стандарты женской внешности, регулируемые посредством открытого государственного принуждения и неписаных правил. Обращаясь к тем ожиданиям, которые советская система возлагала на женщин, автор показывает, что заявляемое равенство советских граждан не являлось таковым в действительности. Прежде всего, советское неравенство заключалось в том, что женщины помимо участия в общественном производстве, в отличие от мужчин, несли основное бремя семейной работы. Кроме того, организация быта зависела от места проживания семьи, профессиональной принадлежности ее членов, их доступа к привилегированному потреблению и многих других факторов.
Советская идеология материнства, в перспективе Градсковой, представляла собой гибрид прогресса и традиций. Согласно марксистской теории, женщины должны были освободиться от кабалы домашней работы и направиться в публичное пространство для созидания светлого завтра. Этой задаче соответствовал гендерно-нейтральный образ строительницы коммунизма, готовой к борьбе с пережитками и напряженному труду во имя общих интересов. Проблема, однако, состояла в том, что революция должна была себя воспроизводить. Это означает, что кому-то было необходимо брать на себя функции, связанные с заботой о детях. Первоначально планировалось, что государство полностью перехватит семейный труд. Но впоследствии от этого плана пришлось отступиться.
Первые годы советской власти характеризовались эмансипаторской риторикой и законодательством. Повсеместно велись кампании по распространению грамотности, открывались женотделы, семейный кодекс разрешал медицинский аборт, облегчал процедуру развода, уравнивал детей, рожденных в браке и вне его, предусматривал декретный отпуск (8 недель до родов и 8 после в 1917 году) и пособие страховой кассы[131]. В публикациях 1920-х годов материнство интерпретировалось как своего рода бремя, которое необходимо облегчить посредством контрацепции, чтобы освободить женщин для социальной активности, обсуждались право прерывать нежеланную беременность и необходимость передачи заботы о детях государству[132]. Материнство, по мнению первых советских идеологов, должно было стать сознательным выбором. Но желание женщин иметь детей никогда не подвергалось сомнению. Проблема виделась в «избытке детей» и в «частом рождении»[133].
Особое внимание в это время уделяется популяризации норм гигиены. Открываются родильные дома, растет авторитет медицинских экспертов, женщин призывают посещать медицинские осмотры и строго следовать предписаниям докторов
