Дорогие дети: сокращение рождаемости и рост «цены» материнства в XXI веке | страница 30



Переводя разговор о последствиях идеологии «хорошей матери» в наши реалии, мне бы хотелось упомянуть об одной дискуссии, имевшей место в сети Facebook, свидетельницей которой я оказалась. В конце 2012 года в Минске молодая женщина совершила самоубийство, выбросившись из окна высотки вместе с двумя малолетними детьми. Сразу после Нового года произошло еще одно похожее событие[46]. Пользователи/льницы социальной сети, большинство из которых были профессионально пишущими в СМИ, эмоционально спорили о том, свидетельствуют ли эти два эпизода о некой тенденции или похожесть происшествий — всего лишь печальное совпадение.

Известно, что обе женщины находились в отпуске по уходу за детьми. Но рутина и изоляция, связанные с заботой о младенцах, в условиях, когда нет сторонней помощи, ни разу не были обозначены в интернет-дебатах как возможный способ объяснения тяжелого психологического состояния обеих матерей. Критичности в отношении социальных условий, в которых женщины растят детей, препятствует консервативный крен, наблюдаемый в ряде постсоветских стран. В рамках действующей здесь идеологии «традиционных семейных ценностей» материнство объясняется как биологическая потребность и наивысшее наслаждение женщин.

О влиянии нового традиционализма на индивидуальные судьбы я буду подробно говорить в последующих главах. В данном контексте мне бы хотелось отметить, что вышеупомянутая дискуссия в социальной сети напомнила мне о фотоприеме под названием «Невидимая мать», широко используемом в начале XX веке при съемке маленьких детей. Чтобы запечатлеть индивидуальный портрет ребенка, мать, держащую его/ее на руках, накрывали с головой темной накидкой.

На мой взгляд, эта жутковатая фототехника является выразительной метафорой текущей идеологии материнства и политик, действующих в репродуктивной сфере. Мы понимаем, что ребенок не может существовать отдельно от заботящихся взрослых. Но в дискурсивной плоскости реальный ребенок перестает быть равным/ой самой(му) себе, наделяясь символическим значением Прекрасного Будущего[47]. Ребенок с большой буквы — довольно противоречивая фигура. С одной стороны, он/а представляется автономным субъектом, словно способным выжить без особых усилий со стороны ухаживающих за ним/ней взрослых. С другой стороны, в контексте детоцентризма права и интересы Ребенка видятся центральным приоритетом семей.

В следующей главе будет подробно рассматриваться, результатом каких общественных процессов стало формирование представлений о детстве как особом периоде жизни, и как значение детства менялось от эпохи к эпохе. Сейчас я хочу вернуться к реальному опыту заботы о детях, который становится невидимым под воздействием идеологии, мистифицирующей материнство. Моя информантка Н. 35, доцент вуза, не состоит в браке, воспитывает 10-летнего сын