Вокруг Гуди Мапл набросали столько дров и хвороста, что они скрывали женщину до пояса.
А под хворостом заранее рассыпали порох.
- Сегодня вечером, - сказал Старк собравшимся на холме верующим, - мы возвращаем дьяволу то, что принадлежит дьяволу, и отдаём Господу нашему то, что его по праву.
- Да! - выкрикнула совсем пьяная женщина в толпе. - Предадим эту дерзкую суку огню!
- Дотла! Сожжём дотла! В костёр! Пусть узнает, каково пламя ада! - закричали другие.
- В огонь её, в огонь! - скандировала толпа.
Люди превращались в огромное неконтролируемое стадо.
Многие из них были пьяны, а некоторые хотели хорошенько с кем-нибудь подраться.
Если охотник на ведьм сегодня не развлечёт их сожжением ведьмы, то взамен на костёр отправятся они с Личем.
Старк практически мог осязать исходящую от толпы поглощающими волнами жажду чьей-нибудь смерти.
Мужчины. Женщины. Даже дети.
С широко распахнутыми, горящими глазами и стекающей по подбородку слюной.
Они тратили свои жизни на тяжёлый, нудный, монотонный труд.
В них не осталось надежды и сострадания к ближним.
Они считали Гуди Мапл причиной их грязной, голодной, несчастной жизни. Это она убивала их младенцев в колыбелях, она отравляла воду в колодцах, портила посевы и домашний скот. И не важно, была она ведьмой или нет.
Она была лишь символическим агнцем, которого нужно было сжечь.
- Рождённое в огне, - прокричал Старк, - огонь и поглотит!
Лич поджёг порох и отошёл назад.
Толпа тотчас замолкла, и Старк ощутил, как все задержали дыхание, как единый организм, и в ожидании и предвкушении приоткрыли рты.
Порох вспыхнул жёлтыми, рыжими и алыми языками пламени и охватил трут и хворост, распространяясь на поленья и глодая дерево.
Столбы дыма поднялись в небо.
Мрачная ночь превратилась в яркий день.
Языки костра напоминали огромные лепестки редкой орхидеи. Пылающие, яркие, горящие.
Они лизнули сперва дерево, затем ведьму. Оба пришлись им по вкусу.
Гуди Мапл начала метаться, ощутив жар. Огонь коснулся её тела и поджёг волосы.
Её глаза вылезли из орбит, рот искривился в крике, зубы прокусили собственный язык, и на губах запузырилась кровавая пена.
Кожаные ремни заскрипели, когда каждый мускул женского тела пытался справиться с ними.
Жуткая агония разрушала разум.
Её вырвало, на лице появлялись пузыри от ожогов, которые увеличивались, затем лопались, и на их месте появлялись новые.
Она кричала дико, безрассудно, безумно, как животное под ножом мясника.
Пальцы превратились в тлеющие палочки.
